Эта история начинается с появления старика, обещавшего юному Сету Эпине головокружительные приключения. Сету бы знать, что в Галактике лжи за все приходится платить. Станут ли его необычные способности достаточной разменной монетой для того, чтоб обрести абсолютную свободу или придется отдать свою жизнь?
Глава 1
Воплощение Теней
Я никогда не любил эту планету.
Скажу даже больше, я ее искренне ненавидел. Презирал всей душой. И каждый день, сколько себя помнил, мечтал о том моменте, когда, наконец, удастся оставить этот скованный льдом и задушенный бурей мир позади.
Укутанное снеговыми облаками темно-фиолетовое небо Яртеллы навевало сплин, а ледяная пустыня, простиравшаяся в сотне стандартных километрах ниже посадочной площадки, на которой я и стоял, – сон. Лишь изредка однообразное и белое, словно тело призрака, полотно разрывали кристаллические горные гряды. Порой их сверкающие пики вздымались так высоко, что пронзали нижние слои облачного покрова, теряя вершины за пределами видимости. Умом я понимал, что кому-то такой пейзаж мог показаться живописным, но вот сердцем чувствовал, насколько этот неведомый кто-то мог заблуждаться. Если б только вдруг он пожелал ступить на поверхность планеты, в надежде насладиться незабываемым зрелищем, то сразу же изменил бы свое мнение. Ему бы подумалось, что в этой естественной неживой красоте есть кое-что еще. Нечто такое же безликое, неотвратимое и пугающее, как смерть, таящаяся позади. Он бы ощутил навязанный чужой волей страх и пожелал бы только одного – убраться из этого гиблого, забытого всеми богами места, и как можно скорее.
Легкость, с которой я представил себя на месте выдуманного путника, наполняла грудь щемящим ощущением тоски, заставившим бросить гневный взгляд на темную громаду главной башни Цитадели. Возвышавшаяся над площадкой мрачным монолитом, она была похожа на гигантский указательный палец, согнутый артритом и будто предупреждала – еще одно из недобрых предзнаменований.
Жаль, я так до сих пор не научился их читать.
В течение долгих двадцати лет Цитадель была единственным местом, которое я называл домом, а ее обитатели – моей единственной семьей. Я все еще помнил момент, когда осознал, что не смогу быть частью целого, и день, когда моя настоящая семья разбилась вдребезги так же безвозвратно, как, созданная ветром ледяная скульптура.
День, когда пропала мама.
Десять лет прошло, как она исчезла, а я до сих пор винил себя за то, что позволил ей улететь. И, хоть, умом понимал, что у мальчишки едва ли были шансы остановить одержимую очередной идеей исследовательницу космоса, меня ни на секунду не отпускало ощущение, что все произошло как-то неправильно.
Я помнил то ненавязчивое прикосновение ее мыслей к моему детскому разуму, ту почти робкую попытку на языке чувств, а не слов, объяснить мне свою любовь. И мой ответ, одинокого брошенного ребенка, по силе ярости сопоставимый разве что с солнечным выбросом. Мне было десять, но говорил я так, словно внутри меня метался демон. Я не мог забыть выражение глаз мамы, когда, проорав в лицо слова, о которых позже сожалел всю оставшуюся жизнь, я замахнулся на нее – самая отвратительная выходка испорченного и эгоцентричного ребенка. Самая ужасная ошибка.
Глаза защипало от слез, мгновенно превращавшихся на холоде в обжигающие кристаллики льда. Невольно вздрогнув, я постарался остановить поток безрадостных и бесполезных мыслей, будивших никому уже ненужные угрызения совести и бередивших старые раны. Прикрыв веки, я ощутил, как клубятся Тени вокруг, такие же невидимые и неосязаемые для всех, кто не умеет слышать, как океан темной материи, заполняющий космос. Только их убаюкивающий шепот и мог заставить мой разум по-настоящему успокоиться.
Я перепроверил датчики защитной термооплетки и перевел взгляд на бесконечное снежное полотно впереди, оставив в стороне мысли о прошлом.
Вдруг холодное, как пустота космоса, предчувствие кольнуло невидимой иголкой в спину. Резко обернувшись, я увидел невысокую сгорбленную фигурку госпожи Бавкиды, не спеша шагавшую в мою сторону. Укутанная в черную меховую мантию с глубоким капюшоном, она напоминала черную дыру, искажавшую пространство всюду, где бы ни появлялась. Временами казалось, что даже свет избегал ее, словно само присутствие наставницы всех лейров заставляло фотоны испытывать страх. Мысленно выругавшись неожиданности визита, я отвесил обязательный полупоклон и быстро отвернулся.
– Я думала, ты еще собираешь вещи, Сети, – тихим, похожим на шелест собственной мантии, голосом обратилась ко мне Бавкида, встав рядом.
– Давно уже, – буркнул я, пнув валявшийся рядом черный рюкзак, стараясь избегать едкого, как щелочь, взгляда престарелой лейры.
– Ах, вот как, – обронила она и на какое-то время замолчала, только и слышно было, как завывает, рассыпая по площадке снег, ветер. Краем глаза я заметил, что Бавкида подняла скрытое в тени капюшона лицо к небесам. Бледный и острый, похожий на выщербленный осколок камня, подбородок зашевелился: – Неужели опаздывает? На него это не похоже. – Слова были сказаны так, между прочим, но на меня ожидаемое впечатление произвели и потому, не без любопытства, я поинтересовался:
– Вы так хорошо его знаете?
Взглядом я не был удостоен, но все же увидел, как растянулись в подобии улыбки тонкие старческие губы:
– Естественно. Я знаю каждого лейра, нога которого когда-либо ступала на эту планету. Кое-кого, пожалуй, даже лучше, чем они сами себя знают, – в последней фразе явно проступал особый подтекст. – Батул Аверре совсем не исключение, как бы ему ни хотелось так думать. Хотя тебе было бы не лишним навести о нем справки прежде, чем отправляться в путешествие.
Я проглотил упрек, но глаза по привычке закатил. Бавкида же продолжила:
– Он был одним из лучших моих учеников. Я не встречала более одаренного алита ни до, ни после. – В голосе явственно проступило нечто приторно-ностальгическое, от чего у меня едва не отвисла челюсть: Бавкида никогда не была сентиментальной. Впрочем, все встало на свои места, когда она сказала следующее: – Как и другие, он жаждал знаний, а в итоге сделался лишь тем, кого интересует только власть.
Ответить на это мне было нечего. Еще никогда и никому из алитов ни она, ни кто-либо иной из мастеров Цитадели, не открывали причин, побудивших самого выдающегося из адептов Адис Лейр покинуть Орден в расцвете собственной славы. Среди алитов на этот счет гуляла масса теорий, но ни одна, как мне казалось, не была близка к истине настолько, чтобы объяснить все причины такого поступка. Не раз утверждалось, будто он, просто-напросто, перегорел, не совладав с собственными амбициями. В каком-то смысле, я даже готов был с этим согласиться, но интуиция продолжала твердить, будто здесь имелось что-то еще, причем куда более личное, чем по обыкновению свойственно лейрам.