И понимаю, что делаю это не зря.

Прильнув к двери, прямо перед собой, в стекло глазка я вижу вчерашнюю бабулю в папильотках и в прежней рубахе. Стоя на площадке нашего этажа, она держит в руке крест и окропляет лестничный пролёт водой из пластиковой баночки, висящей на тонком шнурке у нее на шее — вот так просто, со знанием дела, и с таким спокойствием как будто делает что то совершенно обычное, например подметает пол.

А, может, это всё-таки влажная уборка?

Поколебавшись пару секунд, аккуратно приоткрываю дверь и выглядываю в образовавшуюся щелочку.

Да нет, вряд ли… Разве что у бабули она всегда сопровождается шепелявыми приговариванием:

— От злого врага, от острого клыка, от яда змеи, от чёрной ворожбы, от проказы, от худобы и от сглаза, звезда с неба упадёт, ведьма мимо пройдёт. Аминь!

Зато теперь я знаю, что она умеет говорить.

Словно чувствуя, что за ней наблюдают, вековая бабушка медленно поворачивается в мою сторону и смотрит прямо в глаза своим древним взглядом — и я, позорно взвизгнув, тут же захлопываю дверь.

Как бы мне ни нужен был телефон, теперь я точно никуда не выйду до самого вечера. Даже восставший с того света наркобарыга, обитавший в смежной квартире соседнего подъезда, не напугал бы меня так, как эта древняя женщина-экзорцист. Интересно, кого она изгоняет? Неужели меня? Ну, так все ее попытки имеют прямо противоположное действие — мне хочется забаррикадироваться здесь и никуда не выходить до конца дней. Если не моих, так ее.

Медленно, забывая снять обувь, пячусь по коридору назад, на кухню, и приземляюсь на табуретку. Кажется, от впечатления, произведённого на меня набожной бабулей я просижу тут, не двигаясь, до самого вечера. И пофиг на интернет. Какой там интернет, если вокруг такие средневековые страсти.

Наверное, так и случилось бы, если бы сквозь закрытые двери ко мне не начали долетать другие звуки — не изгнания ведьм, а разговора. Подаюсь вперёд — да, так и есть, голоса, у самого порога квартиры. И оба — женские. Тон явно оживлённый, с напряжением — и такое же напряжение охватывает и меня. Сказать, что мне все это совершенно не нравится — ничего не сказать.

Ещё больше я напрягаюсь, когда слышу неожиданный лязг ключа в дверном замке, на смену которому приходит несколько проворачиваний, сопровождающихся звонкими щелчками.

Все это вызывает во мне такое недоумение, что не успев испугаться иди заподозрить Артура в том, что он раздаёт ключи от квартиры каким-то женщинам, я вскакиваю с табуретки и, схватив сумку, в которую до этого успела собрать макбук и зарядку, прямо в балетках, пролетаю по коридору мимо ещё не открывшейся двери — активное общение по ту сторону продолжается, — вбегаю в комнату и под действием какого-то стихийного порыва бросаюсь к шкафу-купе, отодвигаю вбок его дверцу, и ныряю в спасительные недра.

Как хорошо, что у Артура такой большой и, главное, бесшумный шкаф. Вот первое, о чем я думаю, приваливаясь спиной к его стенке, и хватаясь свободной рукой за зимнюю куртку, висящую на плечиках. Прижимаюсь к ней лицом, вдыхая в себя едва уловимый, но такой знакомый запах, на секунду чувствую себя под защитой — как будто Артур здесь, и он меня обнимает.

Сумка со всеми вещами выскальзывает из моей второй руки и с тихим стуком, приглушаемым одеждой, падает к ногам. Но этот стук не единственный сейчас — ему вторит грохот вскипевшей от адреналина крови, и ещё одно размеренное и тихое постукивание. Это стучат каблуки по старой плитке, которой вымощен пол. Так и есть. Какая-то женщина в квартире Артура. Боже мой, да что происходит?

Сдвинув чуть в бок куртку, за которую я цепляюсь как утопающий за соломинку, чуть подаюсь вперёд и смотрю в узкую щелочку, которая осталась из-за неплотно прикрытых в спешке дверей. И спустя секунду вижу то, от чего мои глаза лезут на лоб, и я едва не падаю — колени у меня натурально подгибаются от удивления и страха.

На пороге комнаты Артура, расположенном прямо напротив шкафа, в котором я прячусь как незадачливый герой из анекдотов про любовников, одной рукой прижимная мобильный к уху, а второй рассеяно покручивая ключи, стоит Тамара Гордеевна.

— Да, доча. Да. Звонила мне? Не могла ответить, в дороге была, — слышу я ее низкий грудной голос, который будит во мне не тепло и радость, а ужас. Почему меня так трясёт, пытаясь собраться с мыслями, еле соображаю я. Это же не тайная любовница или местная маргиналка, которая проникла в квартиру, чтобы ее обчистить. Но что-то внутри подсказывает мне, что лучше бы было так. Лучше бы это был кто-то из посторонних, пусть не самых приятных личностей, чем мать Артура — такая мудрая, женственная, такая хорошо знакомая. Но если она меня найдёт прямо здесь, прямо сейчас, это будет намного хуже, чем стычка с мелкими уголовниками и грабителями. И не факт, что безопаснее.