Не имея сил и желания возражать, иду за ней к большой группе достопочтенных дам, решив, что до обнаружения Вэла, все равно не смогу отбиться от настойчивого Наташкиного желания показать меня как визитную карточку всем своим знакомым, репутацией в глазах которых она дорожит.

— Ну, Галку ты знаешь, — подхватив меня под руку, торопливо шепчет подруга, и чем-то эта ситуация напоминает выпускной вечер, с которого началась и завертелась вся наша история. — А вот это, рядом с ней — родная сестра нашего мэра, представляешь! Вот какие люди сошлись! Умеете вы с Валькой устроить бучу, не поспоришь. Так… Вон жена депутата нашего — хотя, он уже не депутат, но аж пять созывов в совете области был, так и осталось за ним прозвище, сечёшь, да? — комментирует Наташка, продолжая вводить меня в курс дела. — А вот это — любовница хозяина рынка, самого большого у нас, он знаешь какой огромный теперь стал?! Так она с ним уже лет восемь! Прям как жена вторая, деток от него завела, дома меньшенькие её. А старший — здесь, пришёл к тебе посниматься на этом вашем флешмобе. Слушай, Полька, а что он хоть значит — флешмоб это ваш? Это вы за Виолочку, что ли, вступиться решили? За то, что ее вот так прополоскали в интернете?

— Ну, почти, Наташ. И за Виолу, — стараюсь собраться мыслями я. — И вообще, за терпимость и нормальное отношение. Чтоб понятно было, какие последствия бывают от срачей в интернете. Считается же, что в сети всё анонимно, никто ничего не узнает — этим народ и пользуется, и слетает с катушек. Стоит кому-то попасть на язык, как набегают толпы хетйеров, чтобы пнуть побольнее. Причём, Наташ, знаешь, что странно — многие даже не разбираются, за что травят, может, они сами согласны с позицией, которая попала под раздачу. Но нет, главное успеть влезть в срач, где уже все смешалось, и добить жертву. Какая-то скрытая агрессия, которую в обществе проявлять нельзя, так они все в вирт спускают. А люди живые что там, что там.

— Ага, понятно, — со скучающим видом добавляет Наташка, и я вижу, что не сильно-то ей понятно, и еще меньше того — интересно. — Добрее надо быть, Поль, кто ж спорит. Ну, напомните еще раз малым нашим, это дело такое… Нужное. Вот я так и думала, насчёт этого вашего собрания, и всем говорила про это… И Виолкиной матери говорила… смотри, смотри, вот и она — Анжела! Она как узнала, так сразу сказала, что придет посмотреть, что в честь ее доченьки важные люди из столицы организовали. Виолочка, говорит, хоть и умерла, а так и остаётся королевой тут. Ну, не поспоришь же, верно? — как-то по-детски восторженно добавляет Наташка и я замечаю, каким взглядом смотрит она на Виолину мать, которую я, присмотревшись, тут же узнаю.

Во взгляде же Наташки читается такое благоговение, что я понимаю — именно Анжела воплощает в себе все то, что подруга с самого детства считает престижным, крутым и шикарным.

Одетая во все чёрное, с исхудавшим осунувшимся лицом, только отдаленно напоминающая ту пышущую призывной чувственностью женщину, она, тем не менее, остаётся верна себе даже в скорби. Причёска — уложена волосок к волоску, кудри, перехваченные чёрной бархатной лентой, завиты-залакированы. Мой обострившийся до профессионального взгляд начинает цепляться за каждую мелочь, способную вскрыть ее образ, дать правдивый портрет — и за тщательно прокрашенные корни волос (яркий блонд с едва заметной желтизной не оставляет сомнений в его ненатуральности) и за свежий «траурный» маникюр, гармонирующий по цвету со всей остальной ее одеждой, и за высокий каблук босоножек на двойной платформе, которая делает ее выше и виднее.

На долю секунды мне приходит в голову ассоциация с опереточной веселой вдовой, и я тут же гоню от себя эту мысль. В конце концов, передо мной не вдова, а мать, потерявшая дочь — все еще очень красивая, хоть и изможденная горем женщина. И следы своей беды она пытается убрать ярким макияжем и всеми привычными способами наведения красоты. Конечно же, она горюет по дочери, убеждаю себя я, возобновляя движение вместе с Наташкой в сторону ее компании. Просто… делает это по-своему.

— В общем, ты это… в грязь лицом не ударь, не надо этих твоих выбрыков. Все эти люди к тебе ж пришли, хоть на своём мероприятии не надо позориться, ладно? — взволнованно шепчет Наташка, когда между мной и ее друзьями остаётся не более пары метров. Я не спешу ее разочаровывать, честно признаваясь, что одобрение или неодобрение местной элиты видала я в гробу в белых тапочках. Но, всё-таки, хоть мы и собрались в неформальной атмосфере, не в пример приснопамятному выпускному, повод, ставший импульсом к нашему флешмобу — не из весёлых. Поэтому в этот раз и вправду лучше обойтись без скандальных выходок и провокаций.

— Га-аля! — снова прерывает поток моих размышлений Наташка, и, подводя меня вплотную к подругам, тут же начинает показательно с ними обниматься. Не знаю, зачем ей это, ведь они уже виделись — может, входит в образ, чтобы показать, как она близка с самыми важными женщинами города.

— Здравствуйте, Полина… как там вас… — удивленно отобнимавшись с Наташкой и недовольно поджав губы, начинает та самая Галя, с которой еще в прошлый раз у нас не задалось общение.

— Просто Полина, давайте без официоза.

Ух, я стараюсь. Я очень стараюсь быть вежливой и спокойной.

— Хорошо… Полина. Так когда там начнётся уже? Говорили на двенадцать, так скоро час.

— Общий сбор на двенадцать. А ивент начнём, когда будет готов ведущий, — надеюсь, мой голос не звучит рассеянно, и не очень заметно, что единственная, кто интересует меня из всей компании — это Анжела, мать Виолы, которая, блуждая глазами по толпе, рассеянно вздыхает, и продолжает перебирать в руках батистовый платочек.

— Так ваш ведущий никогда не будет готов, — въедливо комментирует Галина и я, на секунду отвлекшись, смотрю прямо на неё. — Прибежал тут, расхристанный весь, пародия одна, а не ведущий. Посмотрим еще, что он тут нашим детям расскажет. Если соберётся когда-нибудь, вообще.

— А они сейчас все расхристанные, — вплетается вдруг в беседу тихий шелестящий голос Анжелы, и я снова забываю о Гале. Мне безумно интересна эта женщина. Интересно знать, что она испытывает, что чувствует, что скажет — ведь не могла же смерть дочери никак не изменить ее.

— Как чучелы ходят…

Стараюсь не выдать удивление, охватившее меня. Меньше всего я ожидала, что даже в трауре Анжела будет занята оценкой внешности окружающих — мало того, придирчивой и критичной оценкой.

— Вот, посмотри только. Ну чучело чучелой же. Не поймешь, девочка это или мальчик, — обращается она не к Гале, а к любовнице директора рынка, стоящей по правую руку от неё, и та в знак согласия демонстративно кивает. Галя, находясь под влиянием главной красавицы города, тоже показывает согласие, равно как и жена депутата, и сестра мэра. Мало того — осуждающе прицокивая языком, важно поддакивает и Наташка.