Еще одно доказательство правильности слов Артура и Дэна о том, что общество здесь закрытое и живет по своим правилам, хоть и кажется на первый взгляд, что у него душа нараспашку.

Листаю дальше вниз, с удивлением замечая, что некоторые из трагических фото соседствуют с перепостами популярных мемов или стихов-пирожков, полных чёрного юмора, выглядящих не всегда уместно рядом со словами скорби. Иногда в ленте проскакивают селфи на фоне входа на кладбище — хорошо хоть не на фоне свежей могилы, замечаю я про себя. Похоже, согласно последним веяниям виртуального мира, в этом нет ничего такого — просто факт из жизни, трагичный или веселый. Само понятие неуместности съёмки в каких-либо местах уже давно ушло на задний план. И если среди фотографов давно считалось, что не бывает запретных поводов, и даже посреди страшной трагедии стоит оставаться бесстрастным и снимать, не поддаваясь эмоциям, то сейчас эти принципы перешли и к фото-аматорам, которым считается я человек, обладающий мобилкой с простейшей камерой в ней. А значит — каждый.

Вижу, что Эмель тоже наблюдает за этим парадом траурных фото без особого энтузиазма, периодически опуская глаза и пристально разглядывая остатки молочной пенки на стенках чашки, и решаю перейти уже конкретно к персоналиям.

Первой нахожу страничку Виолы — на аватарке красуется жизнерадостное, улыбчивое фото, и я не могу избавиться от ощущения сюрреализма происходящего. А ведь через сто лет, думаю я, соцсети нашего времени превратятся в виртуальные кладбища, в сборище страничек мертвых людей. Многие из тех, что популярны сейчас, постепенно заполнятся мертвыми, живые будут уходить на новые и новые площадки. Уже сейчас есть старые и молодые соцсети. А вскоре появятся и мертвые. Смерть всегда возьмёт своё, за ней будет последнее слово. Дело только в во времени. А она как никто умеет ждать.

Особенно это странно ощущать сейчас, пока не пришло полное осознание того, что человека на фото больше нет. В этом случае смотреть на его радостные снимки, читать задорные статусы и смешные переписки в комментариях как-то особо дико и противоестественно.

Обращаю внимание на дату последнего посещения и вздрагиваю — суббота, полдень. Время, когда реальная Виола была уже мертва.

— Это, наверное, мама ее, она страничку закрыла, — подсказывает Эмель в ответ на мой вопрос, как такое могло случиться. — А то первое время тут такое в комментах писали… Левые в основном. А потом какие-то журналисты пошли… В общем, пришлось все почистить, и закрыть, друзья и родные ее помогли. Люди как звери какие-то, теть Поль. Видят, что у семьи горе, они ведутся на оскорбления — и еще больше стараются. Так стыдно как-то… Ну как такими можно быть?

Не могу сказать, что такой же вопрос не вертелся у меня в голове, когда я впервые увидела в ленте обсуждений смерти Виолы предложения взаимной рекламы и объявления о сдаче комнат. Эмель же, впервые столкнувшись с этой стороной человеческой натуры, переживает гораздо сильнее.

Снова отвлекаюсь от тяжёлых мыслей на открытое окно браузера. Верхний, самый последний пост — фото самой Виолы в корсете, на шпильках и в чулках, просвечивающих сквозь игривую нижнюю юбочку. Она собирается на выпускной и стоит, облокотившись о туалетный столик, подкрашивая губы. Снята со спины, так, что лицо можно увидеть только в отражении, из зеркала она хитро подмигивает и улыбается. Пост подписан: «Карета готова, а я — на лабутенах нах!»

Внимание тут же привлекают комментарии под постом. Верхние, самые первые выглядят вполне традиционно — восторги и восхищения. Среди всех «Ах, какая красоточка» и «Лучшая, лучшая!» замечаю послание от странного, трудно читаемого ника — чёрные сердечки-эмоджи в ряд. С учётом того, что это были последние часы жизни Виолы, сердечко эти смотрятся мрачновато, с пугающейся символичностью.

— Да не, тут как раз ничего такого нет, — снова поясняет Эмель. — Это прикольно так… Стильно. Не тупые розовые смешнявочки, типа «девочки, записываемся на ноготочки», а чёрный, самый классный цвет.

— Декаданс типа? — уточняю, вспоминая подобные веяния и в моем тинейджерстве.

— Что? — переспрашивает Эмелька, не понимая, о чем речь.

— Ну, вся вот эта тленка, для избранных. Кто радуется жизни — тот дебил и ничего не понимают, а умные люди предпочитают совсем другое. Как у «Агаты Кристи», знаешь? «Я крашу губы гуталином, я обожаю чёрный цвет»

— Это книга такая? Так я не читаю детективы, не люблю их, тёть Поль. Честно… — извиняюще улыбается Эмель и я только грустно вздыхаю.

Какими бы интересными и ещё не успевшими нахвататься дурацких стереотипов, ни были подростки, субкультурной пропасти между поколениями никто не отменял. Чтобы кто-то из моих старых друзей не знал этой песни и не продолжил бы: «Напудрив ноздри кокаином, я выхожу на променад…»

— И звезды светят мне красиво, и симпатичен ад… — рассеянно напеваю про себя, понимая, что не первый раз попадаю в эту ловушку. Совсем недавно кто-то ещё не смог подхватить за мной что-то такое привычное, такое естественное для моих сверстников. Правда не могу вспомнить, кто и когда. Ну да ладно! Не это самое главное сейчас.

Сейчас я просматриваю длиннючую ленту комментариев, по времени все больше приближаясь к вечерним и ночным. Вот еще один от Виолы — спустя три с половиной часа, сделанный с телефона. Кажется, цитата из песни или копипаст одного из популярных интернет-стихов:

«Не спрашивай «Это зачем?»

Я прячу от света лицо.

Я верю никто не узнал.

Пускай продолжается бал…

Я — королева ночи