Поскольку ровной площадки никто создать не потрудился — Константину Щаславовичу, кажется, даже нравилось балансировать среди любимых мусорных груд, попирая их дорогущими ботинками из крокодиловой кожи, — Ивану тоже приходилось как-то приноравливаться, чтобы удерживать равновесие. И хотя смотреть под ноги брат вроде бы не успевал, неровности и препятствия он использовал с выгодой, за считанные мгновения решая, какой из ударов в его положении наиболее приемлем. Впрочем, он с детства привык все просчитывать на несколько ходов вперед и обладал превосходной реакцией, как выяснилось, не только ума.

— Во дает, ботаник, — не удержался от комментария Никита, ноги которого продолжали выписывать плясовые кренделя. — Можно подумать, у нас в клубе занимался!

«Тебе-то что мешало? — едва не высказала ему я, вспоминая, как старый кузнец, словно наперед все зная, отогнал тогда еще моего горе-богатыря от заветного клинка. — И куда тебя, дурака, привела так называемая забота о своем благополучии? Спасибо Михаилу Валерьевичу, не позволил сделаться палачом и убийцей». Да и то сказать, разве любить до самоотречения в каком-нибудь клубе научат?

— А ты изменился, мальчик, — проговорил Константин Щаславович, безуспешно пытаясь загнать Ивана в тупик между бетонными блоками.

Брат вовремя распознал ловушку, ловко запрыгнул наверх, уклоняясь от ржавой арматуры, и оттуда атаковал.

— Повзрослел, возмужал, — продолжал Бессмертный. — Да только против меня тебе и твоим дружкам все одно не сдюжить. Я еще даже не начал.

Он отразил засечный удар, сделал неуловимое движение свободной левой рукой, которой, как заправский бретер, поддерживал равновесие, и свалка ожила, зашевелилась создавая из гор мусора жутких големов наподобие тех, от которых мы отбивались в Нави. Они собирались из ржавых корпусов, покрышек и запчастей машин, упаковок, бочек и мусорных пакетов. Часть из них я узнала: они охраняли владения Бессмертного в Нави. И я их ошибочно приняла за ксеноморфов.

Они вздымали монтировки, коленчатые валы, циркулярки и ковши. Откуда-то из недр воспрянул даже древний хлебоуборочный комбайн, силой магии запустил проржавевший двигатель и покатился, грозя стальными пластинами вращающейся жатки смять и искромсать Ивана на куски. А ему между тем приходилось отражать ускорившиеся в разы атаки Константина Щаславовича.

— Вот же паскуда! — выругался Лева, отступая под защиту знакомого бетонного блока. — Понял, что по-честному одолеть никак, и за свои подлости взялся.

— Надо что-то делать! — воскликнула я, высовываясь из укрытия.

— Попробую обратиться к духам, — кивнул любимый.

Он достал откуда-то из-за пазухи шаманский амулет, сменил свирель на хомус и запел в нижнем регистре, подстраиваясь под наигрыш и имитируя звуки леса. Я услышала в его пении шум ветра в кронах, сердитое цоканье белок, весенний рев марала, вой волков и перекличку птиц. Потом я почувствовала присутствие незримых обитателей тайги.

Лишившиеся своей Хранительницы духи приближались робко и неуверенно. Кто-то прихрамывал, приволакивая обожженную химической гадостью ногу, кто-то, наоборот, пылал гневом, готовый выплеснуть его на виновных и невиновных, кто-то не мог выпутаться из сетей или зловонных тенет расплавленного пластика, кто-то совсем обессилел в попытке защитить лес. Но они откликнулись на призыв. Двое молодых духов даже привели спивающегося, опустившегося Лешего, и он, услышав от Левы рассказ о судьбе Хранительницы-Василисы, расправил плечи и грозно двинулся на големов.

В воздух поднялся вихрь, в котором вместе с песком кружились шишки, ветки, хворост, валежник. Из леса прилетели стаи птиц, примчались полчища бурундуков и белок, вышли олени с росомахами и волками и даже присоединился один медведь. Впрочем, насчет последнего выяснилось, что это Михаил Валерьевич принял облик тотема. Птицы клювами протыкали мусорные пакеты, белки и бурундуки их самозабвенно потрошили и выворачивали. Олени поддевали големов на рога, валежины и пни дробили карбюраторы, ветки и шишки заклинивали шестеренки. Леший вывернутым с корнем столетним дубом остановил вращение жатки, а затем и опрокинул комбайн. Медведь ударом могучей лапы превратил вооруженное бензопилой ржавое чудище в хлам. Даже Андрей Васильевич, перебив монтировкой цепь, обездвижил одного механического монстра. Лева продолжал призыв, сзывая новых духов.

К сожалению, вступив в схватку, он перестал контролировать охранников. Половина братков, включая Никиту, после того, как одного из их подельников задрали волки, не сговариваясь, кинулись к машинам, загрузились в два «гелендвагена» и, врубив форсаж, умчались прочь, Остальные, видимо, привыкли ничему не удивляться или просто бывали в Нави. По крайней мере, двое из них оказались шаманами и сейчас, даже не пытаясь подобрать стволы, тоже достали хомусы. Насколько я поняла, не только Лева таскать с собой бубен считал слишком обременительным.

По их призыву из знакомого лаза и еще из каких-то дыр полезли немертвые — пленники, заключенные Бессмертным в аквариумах, и другие безвинные звери, мало того что погибшие жутко и мучительно, так еще и лишенные нормального посмертия. Отправить их души в Ирийский сад или под своды Мирового древа мог только очистительный огонь Верхнего мира, и я поняла, что пора тоже обращаться.

— Лева, скажи духам, чтобы отозвали животных, — предупредила я, стараясь успеть до того, как мое горло сможет издавать лишь птичий клекот. — Сейчас здесь будет жарко.