Шрифт:
— Внученька моя бедная! — утешала меня бабушка, угощая наливными плодами и прикладывая к ссадинам добрые травы.
Я тихонько плакала, спрятав лицо в складках шали, вдыхала привычный аромат мыла, варенья и мяты. Хотелось выплакать все горести и никуда не уходить.
— Ну будет, будет, — гладила меня бабушка по голове, приводя в порядок растрепавшиеся волосы.
Она достала из своей прически гребень и принялась очень бережно, совсем не так, как мама утром перед школой, расчесывать меня, переплетая заново косу. Ссадины от клювов сторожевых жар-птиц уже почти не болели.
— А я тебе еще в детстве говорила, деточка, что воровать нехорошо, — назидательно кивала головой бабушка. — Тем более по приказу какого-то там дохлого мусорного короля.
— Он убил Ивана и обещал уничтожить Леву! — пожаловалась я, и слезы снова хлынули из глаз.
— Знаю, внученька, ох, все знаю! — прижала меня к себе бабушка. — Не по силам выбрали вы соперника! Ну так, а я в свое время, когда на кукурузнике без прикрытия вылетала фашистов бомбить, вообще выбирать не могла. Просто выполняла долг на совесть и вам завещала. Радовалась я за тебя, когда ты в нашу породу пошла. Не то что мать твоя бескрылая, за тетрадками да запятыми о полете мысли и поэзии забывшая. Как она только со своими придирками тебя не затюкала хуже здешних стражей? И музыка ей не такая, и дочь не эдакая.
— Она просто всегда перехвалить боялась, — вступилась я за мать.
— Вот то-то и оно, — поцеловала меня бабушка. — Это ж надо до такого додуматься — детей сравнивать! Понятно, что Ванька всегда был семи пядей во лбу, только где теперь его лоб-то?
Я разревелась в голос, напугав какого-то мелкого зверька, который с любопытством разглядывал нас.
— Мне правда это яблоко очень нужно, — возвращаясь к своей основной цели, всхлипнула я, точно выпрашивала сладость или игрушку.
— Не боишься, что выползень поганый тебя обманет? — строго глянула на меня бабушка.
— Еще как боюсь, — призналась я. — Он, конечно, обещал, но видела я, как он обещания исполняет. Только если я яблоко не добуду, Лева прямо сейчас от старческой немощи умрет.
— Любишь его? Медвежьего недокормыша? — с ласковым удивлением глянула на меня бабушка. — Вы ж с ним да Иваном в детстве на одном горшке сидели!
— У Левы был свой, — невольно улыбнулась я.
— Не пара жар-птице внук шамана, — покачала головой бабушка. — У них своя магия, свои пути. Он потому вас к дубу и вел, что про иголку его роду никогда не было известно.
— Ну он же не виноват, — вступилась я на этот раз за Леву.
— О том я и говорю, — согласилась бабушка. — Так-то парень он толковый и надежный, не то, что твой арбузный богатырь. Вот уж действительно за дутого героя и голого короля едва не пошла. Хотя вам, бедным, теперь и выбирать особо не из кого. И из нашего крылатого рода почти никого не осталось. Да и то сказать, внучка Водяного тоже человеку не пара! А Ивану другой судьбы и не надобно. Ну тихо, тихо, — обняла она меня, видя, что я снова готова разреветься. — С мертвой и живой водой для него еще не все потеряно. В тонких мирах законы природы иначе устроены и время по-другому течет. А пока надо подумать, как тебе помочь и бед еще больших не наделать. С птицами вещими посоветоваться. Сирин и Алконост [23] на тебя теперь сердиты и, честно говоря, есть за что. Стыдоба-то какая! Хорошо, что дедушка не видел!
23
Сирин и Алконост — древнерусские райские птицы. В средневековых легендах Сирин иногда прилетает на землю и поет вещие песни о грядущем блаженстве, которые могут оказаться вредными для человека (можно потерять рассудок). По народному сказанию, утром на Яблочный Спас Сирин прилетает в яблоневый сад, где грустит и плачет. А после полудня прилетает птица Алконост, которая радуется и смеётся. Она смахивает с крыльев живую росу и преображаются плоды, в них появляется удивительная сила — все плоды на яблонях с этого момента становятся целительными.
— А дедушка тоже здесь? — потрясенно спросила я, хотя иного ответа и не ожидала.
— Да где ж ему еще быть? — пожала плечами бабушка. — Летает на орбите, бесов гоняет. Вам рвался помочь, да сказали, сами должны справиться.
— И кто же нам совет добрый даст? — спросила я, бросив робкий взгляд на заветное дерево.
— Да кроме Гамаюна [24] некому, — качнула головой бабушка. — А вот и он, легок на помине!
Я повернулась в ту сторону, куда она смотрела, но увидела только какой-то странный предмет, напоминающий парящее в воздухе само по себе павлинье перо. Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что это никакое не перо, а птица, размером не больше воробья, при этом не имеющая ни ног, ни крыльев и источающая дивное благоухание. Перемещалась она при помощи пышного хвоста, который не только не мешал летать, но, наоборот, создавал парусность и обладал, судя по всему, исключительными аэродинамическими характеристиками.
24
Гамаюн — в произведениях книжности XVII–XIX веков это залетающая из рая безногая и бескрылая вечнолетающая при помощи хвоста птица, предвещающая своим падением смерть государственных деятелей. Близка к иранской птице счастья хумма. Зависнув над головой царя, предвещает долгое и благополучное правление.
— Да как же мы поймем, что он нам скажет? — спросила я, потрясенно разглядывая диковинное создание, чьи перья отливали всеми оттенками синего от кобальта и ультрамарина до бирюзы, а совершенно человеческие разумные глаза на птичьей голове имели нежный лазурный цвет. — Он разве разговаривает?
— А зачем нам разговоры? — нисколько не смутилась бабушка. — Сама знаешь, не все, владеющие человеческой речью, имеют мысли, которые стоит выражать.
Она уважительно приветствовала вещего сородича, и Гамаюн церемонно поклонился в ответ.
Потом он спикировал вниз и завис над моей головой, обмахивая меня своим удивительным хвостом, точно веером.
— Благодарю тебя, вещая птица, — обрадованно поклонилась бабушка, которая, видимо, знала, что означает этот жест. — Моей внучке удача и благополучие ох как понадобятся. Сам знаешь, выползня ненасытного надо остановить, а нам вмешиваться пока не велят, чтобы равновесие не нарушить. Не скажешь, удастся ли моим внукам его низвергнуть, и не станет ли хуже, если позволить ему добраться до наших золотых яблок?