— Ты видела того, второго? — спросила Татьяна. — Который все вздыхал и кидал на меня зверские взгляды. Наверняка, сидел и думал, что у него четыре нераскрытых убийств, пять изнасилований и десять грабежей, а тут еще работенку подбрасывают.

— По-моему, ты на него наговариваешь. У него лицо сильно уставшего человека, который провел ночь без сна.

— С таким украшением, как у него, любой будет выглядеть хмурым и усталым. По жизни.

Алла опять не ответила. Да, у него на левой щеке был шрам, начинающийся от верхнего края уха, пересекающий всю щеку и доходящий до верхнего кончика губ. Не яркий, не особо выделяющийся, нельзя было сказать, что он сильно уродовал его. Он просто был и все.

— Мне понравились его глаза, — все же сказала она. — Серые. Очень внимательные и серьезные. Такие, настоящие.

Таня закатила глаза.

— Он еще и хромой. Дорогая моя, здесь одними серьезными глазами не отделаешься. Этого слишком мало.

— Это ты с чего взяла? По шраму определила? — насмешливо посмотрела на подругу Алла.

Татьяна поцокала языком, отвечая на шутку.

— Видела, когда он зашел в кабинет.

— Может, он был ранен? У него работа такая.

Колесникова вздохнула и села в машину.

— Спасибо, что приехала, дорогая. Ужасная ночь. Так хотелось чувствовать поддержку близкого человека.

— Сильверов, заходи! — полковник полиции Суханов откинулся на стул, приветствуя вошедшего в его кабинет Дмитрия. — Садись, вижу, зацепило тебя.

Дима, прихрамывая, доковылял до стула, сел. Нога ныла все сильнее, и уже трудно было не обращать на это внимания.

Второй этаж — не высоко. Даже если это старое здание с высокими потолками. К тому же кусты смягчили прыжок. Все было бы хорошо, если не тот камень, который так неудачно попался под ногу.

— Объявляю тебе и твоим ребятам благодарность. У вас лучшее показатели по раскрываемости за последний квартал. Пока устно, чуть позже приказом.

— Может, лучше премию? — невинно поинтересовался Дмитрий. — Думаю, ребята ей больше обрадуются.

— Эх, Сильверов, нет в тебе должного трепета и почтения перед благодарностью начальства.

Капитан опустил глаза.

— Но премия тоже будет. Позже.

— Если не передумаем, — совсем тихо усмехнулся Дима. Так, чтобы начальство могло сделать вид, что не услышало.

— У меня к тебе разговор есть серьезный.

— Слушаю.

— Насчет стажера Михеевой. Что ты о ней скажешь?

Дима слегка пожал плечами.

— Глаза горят, азарт, сила воли есть. Целеустремлена, настойчива, способна отдаваться своей работе. Чуть опыта прибавит и станет настоящим опером.

Когда полгода назад молодая, только из института девочка пришла в их отдел, ее встретили с явным недоумением и обидой. Мол, они ждали крепкого мужика, с опытом и хваткой, а тут юная девица, которая трупы видела только по телевизору.

Четыре года назад его необщительного и замкнутого, колючего и резкого тоже приняли в штыки, хоть он был уже не молодой девицей и с немалым опытом за плечами. Пока не прошел боевое крещение, вытащив из-под пули одного из своих ребят и получив ранение в плечо.

— Вот скажи, что ты делаешь в выходные? Не пьешь, не куришь, с женщинами не встречаешься, — не отставал от него неугомонный Самойлов. — Ты не верь, Димыч, когда говорят, что это помогает здоровью. Здоровый секс и рюмка водки — вот он вечный двигатель.

Дима всегда только качал головой на такие попытки развести его. У него не было жены, подруги, даже временной любовницы, он не пил, и никогда не участвовал ни в каких сабантуях, если только в качестве собеседника и он уже очень давно научился не поддаваться ни на какие провокации.