Шрифт:
Сэр Барни хныкнул и хотел было схватиться за голову, но, к его неудовольствию, он уже успел это сделать. Языки пламени отражались в его больших круглых глазах, так похожих на глаза Тофото, когда тому доставалась трепка, и Эплу стало жалко барона. Таким он его никогда не видел.
Наконец сэр Барни очнулся и остановил одного из пробегавших мимо работников – тот замер, расплескав полтаза воды.
– Где Студемур?
– Не видел его, сэр, почитай что со вчерашнего дня…
– Кто же тогда организовал все это тушительное действо, позволь спросить?
– Так знамо-то кто, сэр, ваш гость, мистер Гавальди, сэр! Он первой учуял дым-пожар да перевсполошил всех на ноги. Кабы не он, спали б мы почем зря до таперича и позадохнулися все.
Сэр Барни кивком отпустил работника и поддел Эпла локтем:
– Что я тебе говорил, а? Удивительный это человек, столичного покроя, не то что мы! Вовремя я его выписал, как знал ведь!
«Вовремя я его растормошил», – подумал Эпл.
Тут они оба одновременно заметили между снующими туда-сюда борцами с пожаром верного помощника барона, управителя поместья. Он сидел на скамейке чуть в стороне, скрюченный больше обычного, как будто пытался спрятаться за самого себя. Ему это прекрасно удавалось. Когда он заметил спешащего к нему хозяина, глаза его расширились, он привстал в полупоклоне и проскрежетал что-то похожее на:
– Искал вас по всему замку…
Судя по тому, как барон взмахнул руками и покачал головой, ответ Студемура ему не понравился. Он стал что-то быстро-быстро говорить управителю, каждое слово подчеркивая движением пальца перед его лицом.
Эпл глядел по сторонам в поисках Авокадо. Всклокоченные волосы, измазанные сажей щеки, блестевшие от пота лбы, порванная и обгоревшая одежда – узнать кого-нибудь в таком виде было не так-то просто.
– Вижу, ведро тебе все же пригодилось, – раздалось у него в голове.
Эпл аж подпрыгнул. Он поднял глаза на пылающую крышу и там, среди дикой пляски огня, раскаленного воздуха и дыма, увидел девушку. Стройную, как прутик, и неумолимую, как лесной пожар. Она смотрела на него с осуждением и гневом.
Он собирался было ответить, но его прервало новое происшествие, чудесное и вместе с тем опасное, – а могло ли быть с Манебжи иначе? Из цветочных клумб у дорожки выпрыгнули лозы и поползли туда, где стояли барон и его помощник. Сэр Барни был обращен к ним спиной и не видел. Студемур же, хоть и видел, казалось, верил глазам с трудом. Он выпучил их так, будто силился разглядеть солнце ночью, и как-то полубоком-полуспиной засеменил подальше от хозяина, аккуратненько, чтобы никто не смог назвать это бегством, и при этом достаточно быстро, чтобы не попасться ползучим растениям.
Сэр Барни шагнул было к управителю…
– А ну поди сюда, старый ты… АЙЧТОТАКОЕ!
…Но его схватили за щиколотки. Он замахал руками, как шмутка 24 на воде, качнулся вперед, качнулся назад, качнулся вбок – и упал бы, если бы из земли вокруг не выстрелил фонтан зеленых прутьев. Они устремились вверх и соединились над головой барона, где сплелись в большой, прочный и красивый бант. Настолько красивый, что за роскошь украсить им свою шляпку любая графиня не моргнув отдала бы и пятиэтажный замок с парой башенок и золотыми петушками на шпилях, и кусок своих обширных земель, и даже своего племянника целиком.
24
Заглянем в десятый том труда Якоба Орфогуста «Все, что дышит и растет»: «Шмутка, наряду с пингусом и ворном, птица основополагающая. Уступая курице в престиже, она тем не менее держит елку первенства по части популярности: если первая доступна только людям обеспеченным, образованным и знаменитым, то вторую могут себе позволить и просто люди. По праздникам. Раз в несколько лет. Но ведь могут!
Было бы уничижающим преименьшением потенциала этой птицы сказать, что шмуткой только питаются. Отнюдь! Ее имя чаще имен других представителей пернатых звучит в поговорках и присказках. Шмуткой с неизменным успехом обзывают друг друга и стар и млад. На празднества шмуткой наряжаются дети, имитируя ее яркий чепчик из перьев.
Эта птица – сама ходячая польза. И хорошо, что она умеет летать, иначе уже давно вымерла бы, ведь пухлые бока и ножки идут на знатные пироги, из когтей получаются отличные инструменты резчика, а из рожек – прочные крючки на стену».
Барон Вирджиниус Барни больше не махал руками: в клетке для этого попросту не было места. Он схватился за прутья, потряс их и закудахтал:
– Что? Что? Что? Что?
Его умоляющий взгляд прыгал с одного измазанного сажей, блестящего потом лица на другое, но все оцепенели и мгновенно забыли о пожаре. Даже Тумну было ясно: творилось что-то невообразимое.
Эпл подбежал к клетке, подергал одни прутья, схватился за другие – без толку. Молодые ветки были крепкими и гибкими, такие и топор не возьмет – отскочит.
– Эпл, мальчик мой, вытащи меня отсюда! – взмолился хозяин. – Не знаю, что это такое, но я тебя озолочу, уж поверь, только вызволи!
Эпл не стал терять время и успокаивать барона. Он повернулся к пылающей крыше замка:
– Что ты задумала?
Манебжи ответила не сразу. С развевающимися на ветру волосами и блестящей улыбкой, она помахивала хвостом и прогуливалась в волнах пламени под черным небом.
– С кем ты говоришь? – удивился барон. – Не отвлекайся, Тавол тебя задери, ты же садовник, вот и избавься от этих проклятых стеблей!
Манебжи остановилась. Повернулась – глаза ее горели ярче огня.
– Просто ловлю паразита, – ответила она наконец. – Он любит лакомиться растениями, вот я и избавляюсь от этой проклятой тли. Ты же садовник, сам все знаешь.
– Но он живой человек! – крикнул Эпл.
– И что с того? Растения тоже живые. Земля живая. Я живая. Кто-то из этих вот вокруг хоть раз подумал о нас? Кроме тебя – никто. Но, я вижу, и твой фрукт недалеко укатился от барона, раз ты теперь на его стороне.
– Да ни на чьей я стороне! Ты только послушай себя, просто остановись. Что ты делаешь?.. – Он почувствовал, как чьи-то пальцы вцепились ему в локоть. – Сэр?