Шрифт:
– Ладно, ладно. Как насчет того, чтобы я забил место для начала?
– Договорились.
– Тайм-аут, ребята. Не слишком ли вы забегаете вперед? Я имею в виду, где мы вообще должны найти этого чувака? – спросил Кольт.
– Мне только что звонил информатор из Ричленд-Молла, – ответил папа.
Кольт фыркнул.
– Что он там делал? Подхватывал последние веяния моды?
Реми хихикнул вместе с Кольтом, когда я прочистила горло.
– Поскольку он ворует личные данные, я бы предположила, что он работает в торговых центрах для поиска потенциальных жертв. Один или два украденных бумажника могут означать номера социального страхования и кредитные карты, не говоря уже о водительских правах.
Папа покачал головой.
– Джулс абсолютно права.
Реми закатил глаза.
– Конечно, она права. Джулс всегда права.
Насмехаясь над обычной папиной высокой похвалой в мой адрес, Кольт присоединился к нему.
– Я бы очень хотел, чтобы мы не теряли Джулс в юридической школе. Она, вероятно, будет лучшим охотником за головами, чем все мы вместе взятые.
Сказать, что мои братья не были слишком взволнованы, когда папа официально добавил меня в команду задержания, известную как «команда, идущая за плохими парнями» год назад, было бы преуменьшением. Это была важная веха в карьере охотника за головами, и тот факт, что в то время мне было всего пятнадцать, действительно раздражал их. Причина была не в том, что они были сексистскими свиньями, думавшими, что девочки не могут быть охотниками за головами. Нет, дело было в том, что они вступили в команду только в шестнадцать лет.
Само собой разумеется, я не оценила, когда они сказали мне об этом. В ответ я протянула руку и шлепнула Реми по руке.
– Успокойся, убийца, – сказал он с усмешкой.
Прежде чем я успела возразить, папа перебил меня.
– Ладно, тогда нам надо поторопиться. – Что на языке отца означало «бери свои подслушивающие устройства вместе с булавой и тащи задницу в машину».
Голос Реми, жужжащий в наушнике, вывел меня из грез о событиях в офисе отца и вернул в настоящее в торговом центре.
– Сумасшедший поезд, глазеющий на сложенную красотку эпических пропорций. Расчетное время прибытия через две минуты тридцать секунд.
Я закатила глаза от идиотизма, которым щеголяли мои братья. У всех нас были, так сказать, кодовые имена. Кольт был Сумасшедшим Поездом, Реми – Ракетчиком, а я – Жемчужиной Нила, отсылкой к моему прозвищу послужил первый фильм, который мои родители посмотрели вместе на свидании. Папа... ну, он был Большим Папочкой.
Кольт быстро ответил:
– Принято, Ракетчик. Это будет долгожданное изменение от «Американского клуба собаководства», который катался мимо меня последние пять минут. Это почти как в тот раз, когда мы поймали того парня на выставке собак в Вестминстере.
Я застонала.
– Эм, простите, Траляля и Труляля, не могли бы вы, пожалуйста, думать мозгами, а не пенисами, пока мы на одной частоте?
– Жемчужина Нила, – предупредил голос отца.
– Подожди-ка, ты меня вызываешь? Но я не та, кто...
– Я обращаюсь ко всем, когда говорю, чтобы частота была четкой, – приказал папа.
– Да, сэр, – пробормотали мы с братьями.
Мы оставались верны своему обету молчания, пока в наушнике снова не раздался голос Реми.
– У меня есть визуальный контакт с Оукли, Большой Папочка. Он только что спустился на эскалаторе на первый этаж, – сообщил он приглушенным голосом. Затем он сделал паузу. Я представила себе Реми, спешащего к эскалатору, его глаза впились в затылок Оукли. Как только Оукли принял решение о направлении, Реми сказал: – Расчетное время прибытия на вашу станцию – две минуты тридцать секунд.
– Принято. Все части движутся к центру торгового центра, – ответил Папа.
Не успела я опрокинуть стакан, как голос Реми заставил меня вздрогнуть и остановиться.
– Подозреваемый, похоже, опасается, что кто-то сидит у него на хвосте.... Черт, он, кажется, сбегает через боковой вход.
Должно быть, мы с папой одновременно занимались расчетами, потому что, когда я поняла, что Оукли направляется прямо ко мне, папа сказал:
– Жемчужина Нила, не привлекай подозреваемого.
Я ничего не ответила. Вместо этого я встала перед витриной магазина, чтобы наблюдать за отражением Оукли в стекле.
– Джулианна, не вмешивайся!
Использование моего настоящего имени означало, что папа был очень, очень серьезен, и я должна была отступить. Когда он, наконец, разрешил мне начать ходить с ним на допросы, его четкие инструкции заключались в том, что я никогда не должна вступать в физическую связь с кем-либо из подозреваемых. Я носила булаву, как и все остальные, но только для защиты, а не для того, чтобы использовать ее в качестве оружия, как это делали папа или мальчики. Не быть полноценной частью действия отстой, и я была более чем готова проявить себя.
Поэтому я боролась с желанием ответить отцу «черта с два». Я имею в виду, дело было не только в самоутверждении. Если этот парень сбежит, то и плата за мою машину тоже. А я хотела эту машину... отстой.
Когда на стекле появилось отражение Оукли, я глубоко вздохнула. Я повернулась и пошла в ногу за ним. Потянувшись вперед, я похлопала его по спине.
– Простите, сэр? – спросила я самым нежным голосом, на который была способна.
Он резко обернулся. Его дикие глаза метались вокруг нас, прежде чем, наконец, сфокусироваться на мне.