Можно вывести Россию из СССР! Но вот СССР – из России?

Мужчины – жестоки, доказывая, что они – слабы. А слабость эта – безгранична. И протест – чрезмерен! Если отец бил его – он так же будет бить и свою дочь. Будет мучить, пытать, заставляя страдать и выть, стонать от тишины и молчания. Игнора и бойкота! К себе. К ней, с их стороны. И, по итогу, дочь же – возьмет пример с них обоих. И вот они уже все – жестоки. Хоть и каждый же – в своем, индивидуальном и своем, разрезе и амплуа. Но все же жестоки и едины в этом.

И когда людям кажется, что этот мученик-ангелочек, пережив такое и не такое. Побывав в таком и не таком. Во всем этом! И не по одному кругу. Все-таки – будет в них и за них. Назло или не назло? Доказать что-то им, что лучше их и гораздо, или нет? В принципе! А не пойдет в отца и деда, забудет о них. Они понимают, что опять – только: кажется. И видят, в подтверждение, ее нимб – под другим углом. Как было и с ними обоими. Видят его – электрическими зарядами и разрядами между рожками! Она – ничем не отличается от своего прародителя. Как и он, в свою очередь, от своего. Возможно, что и, в дальнейшем, станет еще хуже. Ведь, на что еще они оба могут пойти, чтобы не показать своих страхов, уже ей? Ни ей, никому на ней и в ней? На какие жертвы? И на какую ярость?!

Как там…?

По образу и подобию!

Да-да! Только вот, кто – образ, а кто – подобие, в таком случае? Если одно – из другого. И другое – из… Одного! Пусть она и выходец. Одна из распавшихся единиц. Но точно – не отвалившаяся и не отпавшая. Не отставшая! Разве – отстал… Кхм!

А еще – ругала себя за мысли о суициде. Смерти! Как тут и без них? Пусть, даже и в виде черного юмора. Шутки. Нет! Юморист – еще тот… С черным же листом!

Небольшие, но пухлые губы, поджимаются в обиде и горечи. Небольшой и аккуратный округлый подбородок – чуть подрагивает. А щеки – вытягиваются и натягивают чуть проглядываемые скулы. Руки, некогда уложенные по обе стороны от тела, свешиваются с края кровати. С одной из возможных и беспрепятственных, неограниченных никем и ничем, сторон.

Где нет стены и чугунного отопительного радиатора, покрашенного синей краской. По красной, что ни на есть, кирпичной трубе. Промазанной, в местах подтеков и рыжей ржавчины, той же краской, а за неимением ее – синим лаком для ногтей. Обмотанного рубероидом, строительной фольгой, а в некоторых местах – и обычной изолентой. И завешанной ее детским толстым серым одеялом. По которому она, еще будучи ручным ребенком, ползала и на котором играла. Больше похожим – на небольшой квадратный матрас. Полный детских ожиданий, но и не без детских неожиданностей. Что стало, и являлось, по сей день – лишь ее проблемой. В разрезе небольшого, и почти уже не ощутимого, но все также имеющегося запаха. Вместе – с небольшой сыростью. То ли от трубы, то ли с приветом из прошлого, а то ли и от пола. Со всем вместе и в купе. Можно было завесить ее – одним из тех небольших ковров с гербом. Но отчего-то было принято решение, что ходить по ним – можно. А вот вешать и завешивать, кого-либо и что-либо, ими – нет.

Себя мы вешать не дадим, а вот вас – …

Президент Российской Федерации, прекративший исполнение полномочий в связи с истечением срока его пребывания в должности либо досрочно в случае его отставки или стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия, обладает неприкосновенностью.

Но зато, ходить по ним – можно! Без обуви, конечно. И все-таки! Не иначе, как кража сил и энергии. Жизни! Через ноги и… В ковры! А уже из них и… По воздуху? Воздушно-капельным путем?! Скорее – через химчистки или клининговые службы уборки помещений. И от них, как, в буквальном смысле, от заборщиков крови и лабораторий, в специальных пакетах или тюбиках, по адресату. Где уже будут делить и поделят: на тьму, свет и человечность…

Каждый живет, как хочет, и расплачиваешься за это сам! Как и я. За то, что пускала и, в конечном счете, все-таки, пустила. Запустила власть и правительство, в свой дом. В свою квартиру. Пусть, даже и выбора, как и варианта, альтернативного и нет, такового и не такого, особого, никакого не было. Они и не спрашивали разрешения. Но позволила же! Не препятствовала. Приняла! Не возглавила борьбу – против, а смирилась – за. А затем – гнала на них же, выбрав меньшее, будто из зол, но и при этом – требуя большего. Чтоб они, в обуви, по нашим коврам и по нашим мытым полам, не ходили. Не ходили и не ходят! Как и по своим. Теперь! Теперь же – и мне запрещают. Чтобы и я сама, в обуви, по ним же не ходила. Ведь они - заполнили собой каждый сантиметр, если не миллиметр, помещения.

Или как еще примеры. Чтобы было пятьсот кассиров и чтоб у каждого покупателя – свой. Или эконом. такси – чтоб со всеми условиями и удобствами, как в бизнесе или випе.

Хотела обойтись малой кровью – запустила. А получила? Все! И есть ли смысл уже – требовать отсутствия, всей атрибутики страны и… страны, как власти и политики, в моей квартире и доме, как и в ней самой, в целом? Нет. Я заплатила за свой потребительский терроризм. Ведь чего же стоило – не пускать и платить за себя и только за себя? За то, что делаю я сама и для себя? Жизни, разве! Но что такое – одна жизнь, опять же, в разрезе страны? Выхода же – нет только из гроба! А он сам, порой, и есть – тот самый выход. Выбор и вариант! Но не сделала же. А почему люди, вокруг, должны делать то, что я не делаю для себя, для них и… Вообще! Размениваться на меня? Когда я и глазом не моргну и носом не поведу? Сама себе не помогу. А им – кто-то поможет? Я помогу? Да ладно, да? Нет! Стоит лишь перевести стрелки на себя и увидь эту картину с пола, где я, как и они, видят ситуацию снизу, и где уже они не помогают. Каково? На своей шкуре?!

Государственные флаг, герб и гимн Российской Федерации, их описание и порядок официального использования устанавливаются федеральным конституционным законом.

Мы без всякого преувеличения хотим сказать: спасибо. За вашу самоотверженность и героизм. Без малого – самопожертвование и профессионализм, труд, не покладая рук. Что мы искренне гордимся и восхищаемся вашим поведением и рвением, вашим профессиональным подвигом. Он помог каждому из нас полнее осознать, прочувствовать истинную ценность жизни.