Шрифт:
Да уж. И не меньшую цену смерти. Оценили, безусловно!
Так же, не стоит забывать, стоит отметить и особо подчеркнуть, что только благодаря своевременному обнаружению и мобилизации, самоотверженному труду российских медиков, по выявлению и подавлению распространения вируса – удалось свести к нулю и полностью ликвидировать короновирусную инфекцию (COVID– 19), вне условий пандемии и (само) изоляции, карантина. Без введения в обиход масочного режима. Масок и перчаток, как средств защиты. Дезинфекции и антибактериальной, противовирусной чистки, обработки себя. Как и всевозможных поверхностей и помещений. Чрезвычайного положения в стране!
Просто заменив одни маски, марлевые, на другие. Тканевые и… Под кожу! Буквально – кожные. Будто… Что-то от этого поменялось. Что-то изменилось! Что внутренне, да что и внешне. Все – одно. Ничего! Как те же лейкопластыри. Тканевые и… кожные. Бежевые! Да, они не видны на коже. Ну, и? Хотя, нет! Плохой пример. Они, в отличие от них, масок, действительно помогают.
Закрывают и защищают рану от попадания грязи, бактерий. Не допускают повторного механического повреждения. Стягивают края раны, делая процесс заживления более быстрым и безболезненным. Некоторые – даже имеют антисептические свойства.
А не только скрывают, скрываются и… Все. Как маски! Но стоит признать, что такую рану, как рот, никакой пластырь не залечит и не возьмет. Даже – при большом желании. А тем более – не. А уж что говорить про то, для чего, именно, это нужно. Не только закрыть, заткнуть и забыть. А накрыть, оттянуть и закрепить… Никакого нездорового негатива, только здоровый позитив!
Нам не нужны проблемы, а вам, с нами, и подавно!
Готово!
Благодаря ним – мы не жили, неделями и месяцами, год, в разлуке с родными и близкими, нашими семьями, друзьями и знакомыми. Не покидали рабочих и развлекательных, для питания и отдыха, мест.
Да, если не учитывать…
Суд сможет признать митингом несколько одиночных пикетов, объединенных общим замыслом, и массовое одновременное пребывание или передвижение граждан в общественных местах, призванное выражать или формировать мнения и выдвигать требования.
Ни нашим, ни вашим. Ни себе, ни людям. Сам – не ам, и другим не дам!
Система все больше и больше защищает себя от возможного диалога с обществом.
И защищает общество – от диалога друг с другом и системой. Правда, эти защитные меры… Такие себе – защитные. Если уже и от них – защита требуется. И кому? Мирным жителям! Гражданам!
Не расставались и с самой жизнью, будучи на само и просто изоляции. Пока они бы, в буквальном смысле слова, сражались за них, и других, чужих людей, в так называемых красных зонах больниц. Часто, действительно бы, на пределе человеческих возможностей и сил. Вместо этого, они, со второй частью, на пределе тех же сил и возможностей, не допустили появления и развития первой. Причем, так работали практически все: и сотрудники бригад скорой помощи, и санитарной авиации, врачи общей практики, врачи-специалисты и фельдшеры, медсестры, младший медицинский персонал, техники и водители. Везде: в городах, на периферии и селе, в труднодоступных территориях. Сообща – мы добились поставленной цели. Без потерь и убытков. И также – планируем действовать и дальше. В том же формате и по тому же курсу!
Где нет стены сзади, если смотреть снизу, то и немного сверху. И стыка их – по диагонали. Слева! И соприкасаются с полом. Уже чуть ниже телефона, вытянутые на уровне груди. И сама фигура проворачивается, и, поворачиваясь вновь на левый бок, уже полностью, застывает.
Голова, последние секунды, впитывает мягкость и упругость подушки. Тело и ноги – запоминают тепло простыни и шерстяного синего одеяла. Заправленного в синий пододеяльник, с квадратным вырезом – посередине. Чтобы, после, спустя пару минут, поддержать руки. И уже не как они, зависнув над. А полноценно коснуться холодного пола, застеленного однотонным ковром, с мелким, но весьма твердым, почти жестким и жестоким, ворсом. Словно – наждак и мужская щетина. В одно!
Ковер – не греет нисколько!
Порой ей кажется, что за ночь – он успевает промерзнуть. Задубеть настолько, что даже покрывается бело-синим инеем. А после него – и самим белым снегом, с бело-голубым льдом! Таки опустившимся сверху и покрывшим, укрывшим все и вся.
Холодной и морозной бело-голубой коркой снего-льда!
И вот по этим ледяным иголкам-ворсинкам – она и должна идти, каждое утро, к синему пластиковому окну. С длинным и широким, синим пластиковым подоконником. На котором, в синих матовых горшках, от мала до велика, и разрозненно, были разбросаны цветы. От большой красной розы. С множеством раскрытых и еще не раскрывшихся, не до конца раскрытых бутонов, высоких светло-зеленых стеблей, с шипами и мелкой листвой. Через маленькие синие фиалки. С короткими светло-зелеными стеблями с мелкой листвой. И до средней белой орхидеи. Почти выпавшей и уже упавшей на сам подоконник. Взяв, откуда ни возьмись, в себе симбиоз лианы и лозы винограда. Но устремившись, почему-то, не к своему собрату-потолку. А к полу! С чего и был привязан синей нитью к синему матовому карнизу. На котором, на синих матовых кольцах, висели синие шторы, в пол. Фиалки, как были, так и сидели на своих местах. Роза же – стремилась в нужном направлении. И вполне – к успеху шла. То ли от холода окна, желая сбежать. То ли от жара трубы, желая окончательно свариться и не терпеть этих мук.
А то ли – от моего безответственного отношения, в принципе, отсутствия любви, к тем, кто никак ее не выражал в ответ. Довольно эгоистично и лицемерно! Но для тех, кто и кислород, оказывается, не вырабатывает. А делает все то же, что и я сама. Другого ждать и ожидать – не приходится. Хотя…
… осуществляет меры, направленные на сохранение уникального природного и биологического многообразия страны, формирование в обществе ответственного отношения к животным.