Потом он выключит музыку и запустит игру в телефоне. Она беззвучно выплачется, затем, размазав сперму, подтянет штаны, оправит свитер и, чуть покачиваясь, уйдет. Он лишь вскользь проводит ее взглядом: надеюсь, усвоила? он не играет в чужие своднические игры…

Я снова и снова, на одном дыхании, прокручивал тот эпизод. Эта девчушка – она не только была с нашего курса, так еще и очень нравилась мне. А потом она неожиданно пропала – перестала посещать занятия. Всегда такая говорливая, веселая, активная. Так вот, значит, почему…

Я прокручивал снова и снова – злость, ревность, сочувствие, сожаление, жалость, возбуждения – и это еще не вся палитра, испытываемая мной в тот момент. Том даже не задумываясь отобрал то, чего я представить не мог осмелиться попросить. Тогда-то я и понял, что испытал Андрюша в день своей смерти после моих слов о договоренном свидании с девочкой, в которую он был тайно влюблен.

Но, к чему я это рассказываю – это ведь к твоему положению отношения не имеет? Впрочем, давай немного намекну – я ведь позже нашел ту рыженькую, мы начали встречаться, и именно с ней я лишился девственности. А после я встречался еще со многими, которых находил и о которых узнавал в головах покойников. У, как же страшная догадка искорежила твое лицо! Ладно, успокойся, давай закончу историю про Тома, ты же еще не забыл, ради чего я его убил?

Да, я смог увидеть, какими знаниями он обладал – казалось бы, цель достигнута, но… Ничего из усвоенного Томом я не мог впитать. Это как в десятикратной перемотке просмотреть даже не сам курс лекций, а трейлер к нему. Какие-то знакомые слова проскальзывают, более-менее понятна тема, но суть уловить невозможно. Плюс ко всему, от основы ответвлялись хитросплетения из цветов, запахов, нелогичных образов, вызывающих конкретные ассоциации у конкретного мертвеца и для меня не поддающиеся дешифрованию.

Я был в бешенстве. Андрюша и Толик не могли понять, что случилось. Ах вы не можете – смотрите! И перед ними возникла деревянная будка, видом напоминающая деревенский сортир – подлинный прародитель Храма Утех. Первым в нее вошел Толик, и вышел оттуда не скоро, а когда дверь вновь со скрипом открылась, мы увидели глаза, переполненные восторгом, поэтому Андрюша поспешил с нетерпением. Одинокие и голодные до новостей из внешнего мира – для них окунуться в чужую жизнь было истиной отдушиной, лучиком света, вызывающим зависимость – и для тебя Храм Утех вскоре станет местом воистину божественным, поверь. Но что нам было делать с экзаменом, Томом и пробелом в знаниях?

Мне было, есть и будет присуще спортивное упрямство. Я не был готов сдаться просто так. Ах не получается пойти легким путем – отправимся сложным, но из университета я не вылечу. Если я не могу впитать знания, нужно предмет выучить. Тем более, у меня есть подходящий кандидат на роль репетитора. А то, что в запасе не так много времени, тоже не беда – ведь в реальном мире и Внутренней Риге оно может протекать с разной скоростью. Оставалось внушить Тому, что он должен меня учить, а о том, что он был твердолобым, ты уже слышал.

Начал я с попыток объяснить, где он и что произошло, но Том ответы не принимал, требуя какой-то своей правды. Он закрылся и ощетинился, наотрез отказавшись верить в происходящее – таких принять во Внутреннюю Ригу сложнее всего, их приходится ломать, заставлять действовать по моей воле. Том был одним из первых, поэтому я, возможно, переборщил, устроив ему настоящий ад: чтобы ты понимал, я, например, изобрел вечную мясорубку – и для создания этого хитроумного устройства я задействовал церковь Святого Петра, вон, ее шпиль виднеется… Орудие пыток работало так: в башне-колокольне жертву подвешивали за руки и медленно опускали в остекленную шахту лифта, где ее, сантиметр за сантиметром, перемалывало на фарш. Том проходил мясорубку от пят до кончиков пальцев, при этом оставаясь живым раздробленным нечто, обладающим разумом, способным ощутить всю боль и смысл происходящего. Потом он м-е-едленно собирался, склеивался по кусочку, чтобы повторить все заново.

Искусен я? Чертям в аду есть, чему поучиться, хе-хе. Но ощущения Тома сложно передать словами, может, желаешь попробовать? Ну-ну, времени у тебя будет уйма, вдруг когда-нибудь захочешь сам вот так вот поразвлечься. Это не смертельно – гарантирую. Но больно очень, учти. Ладно… Слишком не осуждай меня – что мне оставалось делать? После настоящего убийства в реальном мире сложно отказаться от своей цели из-за упрямства кого-то в моем подсознании. Что то было не упрямство, а помешательство – я догадался не сразу. Про стержень Тома я тебе говорил, так вот, происходящее не вписывалось в его картину мироустройства и он попросту отказался принимать Внутреннюю Ригу как данность.

Я был взбешен, и бешенство заводило творческий потенциал – чего я только не выдумал – рвал на части, лишал воздуха, пытал током, за внутренний день истощал от голода и умертвлял жаждой. Что в это время делали Толик с Андрюшей, какое принимали участие? Андрюша сперва наблюдал за пытками, но Толик в это время наблюдал за ним, и под пристальным взглядом Андрюша устыдился – они удалились, оставив меня с Томом и моим бессильным бешенством наедине.

Я бесконечно растягивал внутренние дни, иногда лихорадочно и истерично врываясь в реальность, трясущимися руками хватаясь за учебники и конспекты, но пересдачу я предсказуемо завалил, а отыграться было не на ком – я стирал Тома в порошок, но ему к этому времени было уже безразлично.