– Ну как? – поинтересовался он, когда хлопнув дверцей, уселся рядом.

– Все идет по плану, они даже благословили меня на переход к немцам.

– Зашевелились тараканы, – хмыкнул старший лейтенант и, провернув ключ, включил зажигание. Эмка, заурчав мотором, тронулась с места, набрала ход и в сгущавшемся мраке понеслась к центру. В приглушенном свете фар кружились снежинки, по асфальту низко мела поземка.

– Да, ранняя в этом году зима, – переключил скорость оперативник.

– И к тому же морозная, – поплотнее укутался в шинель Гейне.

– Кстати, ты не читал в «Красной Звезде» очерк «Завещание 28 павших героев?

– Нет. О чем он?

– О подвиге роты солдат генерала Панфилова. В ноябре, как известно, фашисты вышли к Волоколамскому шоссе, до Москвы оставался последний рывок. На этом участке оборону держала стрелковая дивизия генерала Панфилова и конница Доватора. Артиллерии у них практически не было, и когда немцы ввели в бой полсотни танков, против него выдвинули заслон из роты бойцов вооруженных стрелковым оружием гранатами и ПТР*. Бой был страшный. Пройти фашисты не смогли, герои сожгли пятнадцать бронированных машин и уничтожили до роты пехоты. Двадцать восемь из них погибли.

– Да, то настоящие герои, – откликнулся напарник. – Я бы, наверное, так не смог.

Миновав Белорусский вокзал, затемненный и с безлюдной площадью, выехали на пустынное Ленинградское шоссе, по которому изредка проезжали грузовые автомобили с бойцами в кузовах или грузами. Вскоре высотные дома с темными, заклеенными крест-накрест белыми полосами окнами закончились. У последнего стояли противотанковые ежи и зенитный пулемет-спарка, здесь у них проверили документы.

– Все нормально, можете следовать дальше, – махнул рукавицей старший поста в сторону полосатого шлагбаума. Один из бойцов в тулупе поднял его, автомобиль сделал между надолбами зигзаг и стал, урча, набирать скорость.

Теперь за стеклами была сплошная темень, лучи света высвечивали лишь местами разбитую гусеничной техникой, уносящуюся под колеса дорогу. Через десяток километров по сторонам возник высокий густой бор, а потом с левой стороны потянулся двухметровый сплошной забор с заиндевелой колючей проволокой сверху.

Автомобиль сбавил скорость и через пару сотен метров подвернул к дощатому стационарному КПП, дав короткий сигнал. Хлопнула входная дверь, к машине зарысил в синей фуражке и ватнике, придерживая кобуру на поясе сержант. Маклярский, опустив стекло, предъявил развернутое удостоверение.

Тот, подсвечивая фонариком, молча прочел и поспешил обратно. Через минуту створки металлической глухой двери с легким шорохом открылись, машина въехала на обширную территорию. Это был особо секретный объект высшей школы Наркомата Внутренних Дел СССР для подготовки разведчиков и диверсантов, забрасываемых в глубокий тыл врага. На местном жаргоне он звался «обитель».

Свернув от КПП в одну из нескольких, проложенных в бору аллей, «эмка» подкатила к двухэтажному с мезонином деревянному коттеджу под соснами и, не глуша двигатель, остановилась у входа.

– Ну, давай, Саша, отдыхай, – пожал руку Демьянову старший лейтенант,– а я назад в Москву, еще есть работа.

Хлопнув дверцей тот вышел из кабины и проскрипел по снегу к крыльцу коттеджа, а машина, развернувшись, мигнула подфарниками и исчезла во мраке.

Внутри, в холле, с задернутыми плотными шторами окнами и приглушенным светом, от высокой кафельной печи шло тепло, пахло сосновой смолою. Пошаркав сапогами по коврику у входа, Александр поднялся на второй этаж с коротким, в обе стороны коридором, остановился у одной из филенчатых дверей и, достав из кармана ключи, отпер номер.

Здесь он жил с того момента как руководством «Мосфильма» был отправлен в длительную командировку в Алма-Ату и тоже проходил перед заброской специальную подготовку. Доставив Гейне первый раз на объект, Маклярский подмигнул,– сейчас будет сюрприз, и он превзошел все ожидания.

Инструктором по подготовке оказался старый знакомый Рудольф Абель. Учитель с учеником тепло обнялись, но вопросов друг другу не задавали, что было обычным в их профессии.

Абель, из семьи российских немцев, имел блестящее образование, знал несколько языков и с 1927 года являлся кадровым сотрудником Иностранного отдела ОГПУ. Работал в нелегальных резидентурах Норвегии и Великобритании, где успешно занимался сбором разведданных, а еще был высококлассным радистом и знатоком шифров. В годы ежовщины* его карьера ненадолго прервалась, а затем возобновилась внутри Союза. Теперь Рудольф Иванович готовил на специальном объекте разведчиков, диверсантов и партизан для заброски в тылы противника.

Их находилось здесь несколько десятков, все были на казарменном положении и проживали в таких же коттеджах, как Александр, упрятанных в бору. Занятие проводились в двух кирпичных двухэтажных зданиях со специально оборудованными классами, спортзалом и подземным тиром, а также на открытом полигоне. В классах читались специальные дисциплины, на полигоне и в тире велись практические занятия.

Курс подготовки был напряженный, по двенадцать часов в сутки, с перерывами на обед и ужин, длился он в зависимости от специализации от одного до трех месяцев. Общение меж курсантами сводилось до минимума, фамилий друг друга не знали, обходились вымышленными именами и фамилиями.