Фендрель продолжал, звучал ровно и удивительно спокойно, хотя сердце Герарда колотилось.

— Я наложил на дверь и стены кровавые чары, которые усиливаю каждый год, чтобы они не ослабевали. Они мешают кому-то не крови ду Глейв пройти в комнату.

Герард не сразу нашел голос для ответа.

— Сюда спрятался мой отец во время атаки ночью? — ответа не было, и Герард добавил вопрос с нажимом. — Почему мне не говорили об этом месте?

Ответа все еще не было, только стук сапог по камню. А потом:

— Ступай осторожно. Лестница заканчивается. Поверни налево и следуй за мной.

Ему показалось, или стены стали ближе? Герард едва дышал, спешил по ступенькам быстрее, чем до этого. Тело содрогнулось, когда он не нащупал еще ступеньку и резко опустил ногу на пол. Он повернул налево, сердце забилось легче от света в дальнем конце прохода с низким потолком. Он не мог оценить толком расстояние, но не думал, что идти было далеко.

Между ним и тем светом двигался Фендрель. Герард поспешил за ним. Раньше, чем он ожидал, его дядя прошел в дверь, на миг перекрыл свет. Герард не хотел оставаться один в коридоре и ускорился. Он прошел в дверь.

И замер.

Он заметил, как отец встал со стула в стороне. Гвардин воскликнул:

— Нет! Фендрель, нет! Что он тут делает?

Он услышал ответ дяди:

— Пора. Ему нужно знать правду. Всю правду.

Но Герард не реагировал на те голоса, не мог смотреть на мужчин. Его взгляд, разум и все внимание было приковано к тому, что лежало в центре комнаты на плите холодного камня.

Там был безголовый труп. Железная цепь обвивала горло, но свежая кровь медленно лилась из раны — не теплый поток жизни, а постоянное течение, окружающее тело, но не стекающее с плиты, словно застывшее во времени. Тело было в когда-то величавом одеянии черного цвета с кристаллами, но теперь наряд был обгоревшими лохмотьями, голые руки на груди тоже были обгоревшими.

На столе в стороне от плиты лежала голова под стеклянным куполом. Рот был раскрыт. Опухший язык был багровым. Глаза были прикрыты. Кожа почернела, особенно на макушке, где она была прожжена до черепа.

Герард знал, кто это был. Ему не нужно было догадываться, не нужно было спрашивать. Он знал. Хотя все в нем было против, и он хотел отрицать увиденное.

Все в его теле просило его бежать, но он стоял на пороге, сжимая обеими руками раму, и мог лишь пялиться.

— Иди сюда, Герард, — Фендрель встал у каменной плиты и поманил. — Иди и встреть Яд Перриньона. Встреть Жуткую Одиль. 

Айлет отклонилась на стуле, закинув ногу на край кровати Террина, глядя, как он спал. Все еще в лохмотьях бального платья, она прижимала раненую левую руку к себе, пытаясь прогнать боль.

Как бы она ни притворялась, она не могла забыть об обиде, которую увидела в Ларанте, пока железо не прогнало ее тень глубоко в нее. За все годы странных отношений Айлет еще не использовала такую жестокость для управления Ларантой.

Этот миг останется навсегда между ними. Смогут ли они вернуть те легкие отношения, которые у них были?

Даже задаваться таким вопросом было ересью.

Что сказал бы Террин, услышав ее мысли? Вопрос мучил ее, она разглядывала его лицо. Герард помог ей оттащить его сюда прошлой ночью, она могла бы сделать это сама с помощью Ларанты, но не справилась бы одна с раненой рукой. Герард помог уложить Террина на узкую кровать и сказал:

— Останься с ним, Айлет, — и ушел разбираться со сложившейся ситуацией.

Ее принц приказал, и Айлет осталась. Часы тянулись медленно, и кровь из трех ранок текла, пропитывая слои быстро намотанного бинта из оторванного края бального платья. Она взяла плащ из вещей Террина и укутала голые плечи, чтобы не замерзнуть. Платье точно уже не подойдет для танцев, когда-то объемные юбки стали лохмотьями.

Он пошевелился, сердце Айлет дрогнуло. Она убрала ногу с его кровати, опустила стул на все ножки и склонилась над Террином, прижимая его плащ к своей груди. Он хмурился, губы дрогнули с болью.

— Террин? — прошептала она. — Ты меня слышишь? — она потянулась к его ладони. Его пальцы были холодными, но…

Ее сердце вздрогнуло снова. Он сжал ее пальцы.

Он не сразу проснулся. Его сознание пробивалось через слои яда, оставив тень глубоко под подавлением. Но он скоро придет в себя, тело будет сначала онемевшим, а потом полным боли. Парализующий яд не проходил легко. Айлет знала по своему опыту.

Она будет рядом, когда он откроет глаза. Странно… она снова улыбнулась. Еще пару дней назад она не представила бы себя на этом месте: сидя рядом с кроватью Террина, сжимая его руку, чтобы поддержать и утешить соперника.

Чем стал мир?

Она разглядывала его лицо, пока его душа пыталась проснуться. Прошло несколько недель с прошлого раза, когда она смотрела на спящего Террина. Первый раз произошел вскоре после знакомства, и она видела перед собой врага. Красивого врага, да, но все равно врага. Того, за кем нужно было с опаской следить.