Шрифт:
– Ну, – неуверенно подтвердил Синицкий.
– А шампанское можете оставить, ну, скажем, этому гражданину в плаще, – усмехнулся Борке. – Пусть оно его утешит.
Оттесняя неповоротливого доцента, автомобиль остановился точно напротив компании. Задняя дверь его, к удивлению Синицкого, распахнулась как бы сама собой. Из салона пахнуло теплом, запахом миндаля и каких-то ещё терпких ароматов. Синицкий в восхищении обвёл машину глазами.
– Это что, «Майбах»? Оригинал? Какого года выпуска?
– Тридцать девятого, – ответил Борке, приглашая Синицкого в салон.
Дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась. За тёмным и, как показалось Синицкому, невероятно толстым стеклом разглядеть водителя было невозможно.
– На ней мог ездить Гитлер, – не унимался Синицкий.
– Йодль, – поправил его Борке.
– Кто-кто?
– Один немецкий генерал, – усмехнулся Борке. – Его повесили. Ну да чёрт с ним.
Машина тронулась, и Борке оживился. Он откинулся на спинку дивана и повернул голову в сторону Синицкого.
– Итак, Владимир Игоревич, как я полагаю, вы игрок. Игрок убеждённый, но рассудительный. Именно рассудительность заставляет вас встать из-за стола задолго до закрытия казино. И именно это качество, умение уйти вовремя, по моему разумению, делает вас игроком удачливым.
– Я – человек Фортуны! – гордо подтвердил Синицкий.
– Я так и думал, – усмехнулся Борке.
Из противоположного угла дивана послышалось кряхтение. Это смеялся Кордак.
– Фортуна? Как же. Знавали мы эту даму. Большей шлюхи я на своём веку не встречал.
– Не скажите, граф, – возразил Борке. – Любая шлюха мечтает о большой и чистой любви.
Машина двигалась тихо и ровно, слегка покачиваясь только на поворотах.
– Кстати, позвольте полюбопытствовать, кто вы по профессии, чем вы занимаетесь?
– Ну, я типа экономист. А сейчас – риелтор.
– Типа экономист-риелтор. Звучит внушительно. А какова ваша любимая игра? – продолжил Борке.
– Покер, – гордо ответил Синицкий.
– В карты?
– Я предпочитаю на костях.
– На костях, – с уважением протянул Борке. – Игра стальных нервов, без блефа и реверансов. Понимаю. А эти господа, которых вы поили шампанским?
– Они приносят мне удачу, – по-прежнему с вызовом отвечал Синицкий.
– Все? – почему-то спросил Борке.
Вопрос несколько сбил с толку Синицкого. Он удивлённо повернул голову к Борке.
– Ну я не знаю…
Он что-то ещё хотел сказать, но Борке его оборвал:
– Оставим их. Обычные бродяги. А этого, в плаще, вы давно знаете?
Растерянность Синицкого увеличилась.
– Да я его вовсе не знаю.
– Но посещает он вас регулярно?
– Ну да… регулярно. Да он мне перстень продал, старинный, – оживился он. – Сказал, что приносит счастье.
– Позволите взглянуть?
Синицкий суетливым движением хотел снять перстень с окоченевшей руки, но Борке его остановил.
– Не беспокойтесь. Я отсюда вижу. Действительно старая вещь. Думаю, сегодняшнего вашего выигрыша не хватило бы и на половину его стоимости. Что же он так продешевил?
– А я знаю? – совсем растерялся Синицкий. – Он продал, я купил. Какую цену назвал, такую я и заплатил…
– Ну да, это его дела, – согласился Борке. – Но я вижу там арабскую вязь. Граф, вы у нас знаток языков. Не прочтёте ли?
– С удовольствием. Так, э-э…
Неведомо откуда в руках Кордака возникла большая лупа. Он крепко ухватил Синицкого за палец и повернул его к свету так, что хрустнули суставы. Синицкий вздрогнул, но оцепенение, которое сковало его, возможно впервые в жизни, заставило сидеть смирно.
– Здесь набор слов, – заключил граф. – Так, здесь написано… Ага! «Спасенье разум абсурд смерть». Я думаю, это нужно трактовать так: «Спасенье – разум. Абсурд – смерть».
– Нет, граф, позвольте мне и на этот раз с вами не согласиться. Разум никогда не был спасеньем, а абсурд – смертью. Думаю, знаки препинания следует расставить иначе: «Спасенье от разума – смерть от абсурда».
– Неважно, что там написано, – неожиданно вмешался хозяин перстня. – Главное, что он удачу приносит.
– Разумеется, – поспешил согласиться Борке. – Скажите, Владимир Игоревич, а что же вы, человек, несомненно, удачливый, не желаете сыграть по-крупному? В конце концов, уровень игрока определяет размер ставки.