– Да, – все равно ответил я, потому что, даже солгав мне, она откроет многое.

– Пулевое ранение. Меня подстрелили. Любопытство убило кошку и все такое, но у меня осталось еще несколько жизней.

Все мое тело напряглось.

Она увидела выражение моего лица и рассмеялась.

– О, Дэйер. Ты бы видел свое лицо. Ты слишком много думаешь.

Она так хорошо смешала правду и ложь, что я не мог решить – использует ли она меня прямо сейчас или нет.

– Так, если это пулевое ранение, кто стрелял в тебя?

Она пожала плечами, все еще улыбаясь.

– Я пошутила. Год назад, несчастный случай в лагере. Какой-то пацан ткнул в спину горящей палкой. Даже имени его не запомнила.

Я все еще изучал ее лицо.

То, как она держалась, говорило о концентрации лжи, правды и полуправды.

Первое, решил я, она намеренно оттолкнула меня, рассказав об этом так беспечно.

– Это пулевое ранение, – сказал я, уже уверенный в этом, от чего при мысли об этом заболело в животе. – Кто стрелял в тебя?

Она снова пожала плечами.

– Не имеет значения. Кому это важно.

– Как это не важно? Что может быть важнее этого?

– Поверь мне, сейчас это уже не имеет значения. Он больше ни в кого не выстрелит.

– Почему он это сделал? – спросил я, потому что иногда она отвечала мне, если я правильно задавал вопросы.

Она печально улыбнулась. Она поняла, что я задумал.

– Скорее всего, деньги, хотя я не уверена.

– Хочешь сказать, что кому-то заплатили, чтобы убить тебя? – даже от мысли об этом мне становилось хуже.

– Заплатили, нет, сомневаюсь. Он был уже мертв, поэтому узнать не получилось. Но его наняли, и я сомневаюсь, что он просто стрелял в меня. Почти уверена, что его главной задачей было меня убить.

Я все еще приходил в себя, когда она поднялась с постели и направилась в ванную принять душ.

В конце концов, я последовал за ней, чтобы узнать больше.

– У тебя есть догадки, почему кого-то наняли, чтобы убить тебя? – спросил я ее, присоединившись к ней в душе.

Она не ответила, просто повернулась и начала намыливать мое тело, лаская обмякший член.

Несколькими энергичными движениями мыльных рук привела его в полную боевую готовность.

Ругаясь, я высвободился из ее рук.

– Подожди. Мы еще не закончили разговаривать.

Она отвернулась и начала намыливать голову.

– Пожалуйста, расскажи мне, – тихо умолял я.

Она снова повернулась ко мне, намыливая тело.

Я специально игнорировал ее движения.

– Мне больше нечего тебе сказать, – наконец непререкаемо ответила она. – Итак сказала слишком много.

– Нет. Ты не можешь так поступить. Это несправедливо.

Она закончила мыться и вышла из душа, послав мне печальную улыбку, прежде чем отвернуться.

– Несправедливо? Кто говорил о справедливости? Ничто из этого никогда не было справедливым, малыш.

На этой сбивающей с толку, приводящей в ярость ноте она вышла из комнаты.

Снова я нашел ее на кухне.

Она готовила завтрак.

Французские гренки.

Бесстыдница.

Запах корицы наполнял комнату, даже когда я смотрел на нее, стиснув зубы.

Я держался на расстоянии, оставив между нами кухонные стойки.

– Ты ведь знаешь, что я не оставлю это просто так. Понимаю, что с некоторыми вещами ты не готова делиться, но на данный момент мне нужно хоть какое-то объяснение.

Она продолжала молча готовить.

Наконец я вошел в столовую, сел и стал ждать ее.

Она входила и выходила из комнаты, накрывая на стол, приносила тарелки, столовое серебро, сироп, масло и джем.

Я был слишком взволнован, чтобы предложить свою помощь. Вместо этого я просто смотрел на нее и размышлял.

Ее волосы были еще влажными после душа, а лицо чистым и безупречным.

На ней надета обтягивающая майка, под которой не было бюстгальтера, с надписью «Are you kitten me right meow?» и ярко-розовые чирлидерские шорты с такой заниженной талией, что больше открывали, чем прикрывали трусики.

Ну не только ее трусики. На самом деле они обычно были не более чем кружевными подвязками.

Отвлекающий наряд. Я из всех сил старался не поддаваться.

Она принесла огромную тарелку французских тостов и бекона, поставив ее рядом с моей и молча разложив уборы на столе.