Жалобный зов ветра и плеск волн, звуковой мираж этот, рожденный из тишины, ушел вскоре безвозвратно, но наступившее безмолвие длилось не дольше мгновения, подобно вспышке темноты в океане яркого света.

Со всех сторон забормотали тусклые голоса. Это были несомненно голоса людей, они говорили что-то, и для них, вероятно, слова были исполнены смысла. Однако голоса звучали все сразу, искаженно и приглушенно, и нельзя было не только понять их, но даже догадаться, на каком языке они говорят. Может быть, это не был ни один из человеческих языков, потому что с небес людям отвечали ПТИЦЫ. Они не пели, не щебетали, не кричали. Эти птицы говорили, они давали ответы на вопросы людей и задавали свои вопросы. И все-таки это были птицы, а не какие-то похожие на них существа. Это становилось бесспорным и ясным в сиянии истины СТРАННОГО ДНЯ, несмотря на то, что ни одной птицы не было видно в небе и ни одного из говорящих с ними людей на земле.

Голоса медленно погружались в колодцы молчания. Аня едва не потеряла из вида молодого человека, а он уже входил в грот, где вместо привычной тьмы, контрастирующей с залившим луг и гору солнечным светом, клубился мерцающий серебристый туман. Он был густым, но Аня, словно вдруг обретшая рентгеновское зрение, смотрела сквозь его толщу, насыщенную золотой пыльцой. В наклонной задней стене грота она видела известняковую арку, а за ней вел куда-то вниз, вниз, вниз в серебристом призрачном тумане тоннель или подземный ход. Молодой человек осторожно спускался. Вот он перепрыгнул большой круглый коричневый камень, вот уклонился от торчащей извилистой коряги, вот перешагнул семейку грибов, вот переступил ручеек...

Как завороженная, Аня подступала ближе и ближе к гроту. Ее лунатическое движение было остановлено мохнатой зеленой гусеницей, повисшей перед глазами девушки на тончайшей шелковинке. При отсутствии зрительной перспективы случается, что мы с запозданием определяем размеры находящихся перед нами предметов, не оценив расстояния до них. Так произошло и с Аней. Гусеница в первый момент показалась ей огромной, девушка вздрогнула и замерла.

Она смотрела на гусеницу, но больше не видела её, потому что само Время изменило свой ход. Оно уплотнилось и ускорилось, и это вихревое ускорение нарастало, превращая силовые линии Времени в тугой жгут затягивающей воронки, подобной водовороту Мальстрем, безвозвратно поглощающему корабли. Время пронизывало пространство, оно открывало двери нового зрения. Маленькая фигурка девушки в белом платьице потерялась в этом несущемся потоке. Ее взгляд устремлялся не ВДОЛЬ вектора Времени, а ВМЕСТЕ с ним. Она мчалась в тоннеле, над круглым коричневым камнем, и корягой, и семейкой грибов, и ручейком, дальше, дальше... Гудящие поля высочайшего напряжения уносили её вниз, хотя она не двигалась с места.

А потом Зачарованная Страна открылась её взору. Аня не могла бы сказать, откуда она смотрит на печальные холмы, на чистые реки с резвящейся в кристальной воде форелью, на багряно-желтые кроны деревьев, тронутые никогда не завершающимся увяданием вечной осени. Отовсюду... Из Времени.

Она видела дорогу, змеящуюся меж холмов и пропадающую в тумане. Конец дороги ей не был виден, но она каким-то образом угадывала, просто знала, что там возвышается замок с замшелыми стенами и флагами на башенках, убежище от бурь, приют странников, обитель покоя. Она знала, что в замке есть уютный зал с камином, и в этом зале горят свечи. Она видела хрупкие танцующие фигурки фей в светлых туниках на берегу реки. Она видела, как они играют с большими пестрыми бабочками необыкновенной расцветки, видела и многое другое, способное наполнить сердце щемящим томлением навсегда. Она не видела только молодого человека в ковбойке и джинсах, но не забывала о нем ни на секунду - если говорить об этих сжатых беспощадной спиралью секундах измененного времени, насытивших каждую клеточку её тела.

Время никогда и ни о чем не предупреждает. Оно остановилось внезапно, будто зацепилось за лапки гусеницы, висящей на своей шелковинке. В застывшем Времени не может быть ни сейчас, ни потом, ни позже, ни раньше таким образом, Время не восстановило свой ровный ход (восстановление - тоже временной процесс), оно родилось заново и вернуло звуки СТРАННОМУ ДНЮ.

Гусеница опустилась на кленовый лист и неторопливо поползла по нему. За ней оставался бордовый след, как дорожка, прочерченная соком раздавленной спелой вишни.

Аня посмотрела в сторону грота. Она не сомневалась в том, ЧТО там увидит. Темный проем в горном отроге, поросшем редкой жесткой травой, только и всего.

Она повернулась и побрела к дому. Ее обступали стройные молодые клены, их листва шумела над её головой. Те самые клены, которые едва доставали ей до колен, когда она шла по лугу к горе.

На даче её никто не встретил - дед, очевидно, прилег отдохнуть. Прежде чем подняться на веранду, Аня собиралась пойти в сад и поискать улетевшую страницу рукописи, но почему-то не сделала этого. Она взошла по скрипучим деревянным ступенькам, открыла дверь.

Рукопись лежала на краю стола. Аня взяла её и перелистала. Четырнадцатая страница была на месте.

Но не это стало последним подарком СТРАННОГО ДНЯ, а легчайшее, почти неуловимое ощущение вкуса. Терпкий, сладкий вкус, какой бывает, если положить в рот дочерна созревшую вишню и слегка придавить её языком... Только намного слабее, просто дальний отголосок вкуса.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

INNAMORATA(

Если вы не верите ничему другому, попробуйте

поверить вот чему: раз уж я беру вас за руку и начинаю

рассказывать, друг мой, то верю каждому своему слову.

Стивен Кинг, предисловие к

"Солнечному Псу ".

...Продолжают происходить странные вещи,

и люди сбиваются с пути. Некоторые - НАВСЕГДА.

Стивен Кинг, "Крауч-Энд ".

1.

ИСПАНИЯ

1498 ГОД

Здесь могли бы водиться драконы, подумал человек в черном.

Он стоял на краю крутого откоса, сбегающего к свинцовым волнам реки Тахо, и смотрел вдаль, за реку, положив ладонь на шершавую лозу дикого виноградника.