Шрифт:
– Мила, там твой дом горит.
– Воздуха стало ещё меньше в моих лёгких, я чуть ли не со скоростью света бежала, так как только сейчас поняла, что в доме были Глеб и бабушка. Запыхавшись вбежала во двор. Как раз застала тот момент, когда из окна горевшего дома вылазил Давид, а за ним следом соседи вытаскивали бабушку. Я подбежала к сыну, взяв на руки и почувствовала, что Глеб пребывал в таком же шоковом состоянии, что и я.
– Сыночек, ты не пострадал?
– Нет, ма, всё хорошо. Только вот.
– И он показывает красные руки.
Также я подошла к бабушке, обняла её, и мы стояли в обнимку. Но внезапно я ощутила, что пожилая женщина как-то на мне обмякла.
– Бабушка, у вас всё хорошо?
– Немного сердце заболело. Мила, не переживай. Время моё пришло.
– Что вы говорите. Не уходите.
– В этот момент бабулечка Маланья чуть ли не сползла на землю. Давид тоже заметил, что ей стало плохо. Подхватил из моих рук бабушку и понёс к машине.
У бабушки Маланьи похоже сердечный приступ. Какие мои действия должны быть в этом случае? Я не помню.
– Скорую-то кто-нибудь вызвал?
– спрашивает парень у Ростислава. Только сейчас обратила внимания на соседа.
– Она к нам приедет нескоро.
Уже в автомобиле, когда моё любимое чудо прижималось ко мне, я только тогда сообразила, что не сказала слова благодарности этому удивительному мужчине.
– Спасибо, - сказала я Давиду.
– Ты спас моего сына.
Парень посмотрел меня и сказал хриплым голосом:
– А ты меня когда-то, Мила. Квиты.
Всю дорогу до города я проверяла пульс бабушки, как могла так и попыталась уложить её в машине на бок. Эти несколько часов были ужасом. Я молись всем богам, которых знала. Приехав в областную больницу, Давид побежал в приёмную. Санитары вышли из здания. Бабушку положили на каталку и повезли скорей всего в операционную. Я вышла следом, держала моего притихшего сына.
У маленького были ожоги, у бабушки Маланьи инфаркт. Я подозревала именно его. Давид жестом показал, что он будет сидеть у операционной. А к нам с Глебом подошел хирург и попросил пройти в перевязочную. Я прижимала маленького. Он, притихший, гладил меня по голове и говорил: “Мамочка не плачь”. Да не плачу я, сыночек. Себе приказала, что расплачусь позже, когда Глебушка не будет видеть. Сыну оказали помощь, забинтовали руки. Врач шутил с сыночком.
– Ну что, боец, ты смотрю молодец, - говорил молодой хирург Глебу.
– Не плачешь, ты кем хочешь стать?
– Я пожарным.
– Почему именно пожарным. Почему не доктором?
– У вас профессия не... благодатная, ма, - обратился сын ко мне: - Помоги.
– Что? В чём помочь?
– Я отвлеклась на воспоминания о маме. Не понимала сути разговора врача с мелким. Посмотрела на улыбающегося доктора. Что же такого смешного сказал мой сын? И начинаю прокручивать их разговор. – Что именно, сыночек?
– Правильно сказал? Благодатная профессия? Или какая?
Какие у меня слова знает сына!
– Сына, надо сказать благодарная. Работа доктора ещё какая благодарная. Они же спасают жизнь. А это дорогого стоит.
– Правда?
– Ещё какая, моё любимое чудо. Вот смотри, как тебе сейчас помог доктор.
– Смотрю на бейджик и читаю Витас Эльясович. И вспоминаю, что Витас с латинского это жизнь. И озвучиваю сыну дальше: - Тебе сейчас Витас Эльясович перевязал раны. Так что работа ещё какая благодарная. Ты же скажешь спасибо доктору?
– Сын кивнул головой.
– Да и наша бабулечка другим докторам скажет спасибо, когда они ей помогут.
– Я очень надеюсь, что операция пройдет успешно. Не хочу потерять такого близкого мне человека, который столько для меня сделал.
Сын посмотрел на хирурга и сказал:
– Я подумаю.
– Над чем подумает малец?
– доктор прищурился и посмотрел на Глеба.
– Может, и буду доктором?
Выйдя из перевязочной, я увидела Давида, который всё ещё сидел на кресле возле операционной. Присела с ним рядом, а сыночка прижала к себе. Мужчина, похоже, меня не замечал и думал о чём-то своём.
– Кто-то выходил?
– я тронула Давида за рукав. Только тогда он обратил на меня внимание. И отрицательно покачал головой.
Время словно замерло.
Когда операция закончилась, нас пустили к бабушке, чтобы попрощаться. Я плача зашла в палату. Туман из слёз застилал мои глаза. Но через него я видела такого родного для меня человека, который спас меня в пучине моего отчаяния. И я понимала, что ей осталось, может, совсем немного. Но я не хотела этого. Она должна жить, что за несправедливость творится в этой жизни. Бабушка посмотрела на меня и предложила:
– Ты можешь принять мой дар, Мила? И я тогда смогу уйти спокойно.