Там Илья.

Не знаю, что ответить. Отвечать ли? Фаина Георгиевна точно скажет, что непедагогично – разговаривать ночью с учеником, преступно почти. Но если просто разговаривать – в чём преступление? Да и не разговор, а так, переписка. В моём детстве это и ничем плохим не считалось – тогда у всех только появились телефоны, а «Мегафон» сделал акцию – сто бесплатных эсэмэсок или что-то такое. Вот все и переписывались. Помню, что по утрам писала парню по имени Женя – он учился где-то в Подмосковье, но ему не нравилось. Говорил, что кругом мажорные ублюдки, что бесит всё, что хочется переехать, но родители застряли надолго. А там в Москву можно только в выходные ездить, и то далеко.

Вот мне было – далеко, из маленького башкирского посёлка, не районного центра даже.

Меня тоже бесило. Не помню, почему перестали переписываться – наверное, бесплатные эсэмэски кончились, а тратить деньги никто не хотел.

Включаю воду, потому что показалось вдруг, что Ваня не спит. Он и раньше просыпался, когда не слышал моего дыхания, а совсем давно просыпалась и я, когда он первым. Он вставал, пил воду, я лежала с открытыми глазами, ждала, когда вернётся. Замечал ли, что не сплю? Наверняка нет. А потом привыкла, перестала просыпаться – не потому, что всё равно, что не хочу его рядом видеть. А просто приспособились друг к другу, ничего не ощущая особенного. И когда «Красоту по-американски» смотрели – не ощутили.

Шаги не услышала, а Ваня постучал тихонько, не дождался ответа – и отворил дверь. Он обнажённый, чуть полноватый, но не портит – вначале и не замечала, а потом стала видеть – небольшой мягкий животик, растяжки на бёдрах, точно у женщины, точно у матери.

– Ты чего здесь? – спрашивает Ваня, и поднимаюсь с бортика ванны, обнимаю – ничего, ничего. Всё в порядке.

Так и не знаю, что изменилось, а Илья ничего не прибавил – нарочно потом приподнялась на кровати, посмотрела на телефон – нет, не зажглось, не загорелось.

Встаю утром, не бужу Ваню, телефон не беру, нарочно оставляю в комнате, чтобы не было соблазна написать. Не должна учительница первым делом писать вдогонку, что: извини, не могла вчера продолжить разговор, потому что в ванную зашёл муж. Нужно подумать о другом. В их классе у меня сегодня русский четвёртым, литературы нет. Её вообще меньше стало. Наверное, все думают, что на литературе мы просто читаем вслух.

Хотя мне самой нравилось в их возрасте. У нас учительница была такая – не прочитали, ладно, тогда читаем вслух. По предложению. Сорок пять минут. Так сидишь и читаешь как дурачок, а она ещё придирается, если ударение неправильно ставишь. Потом-то все читали, потому что в остальном её уроки классные были, яркие. Мелом на доске никогда ничего не писала – кожа на руках слишком тонкая, кольца, бледно-золотистый лак. Такая была. Только говорила или ставила видеокассеты с отрывками разных экранизаций, интервью.

Я пока не делала ничего такого – хотя, казалось бы, и колонки могла попросить, и проектор, и много всего ещё. Но как привыкла говорить – не могу замолчать, хотя это и противоречит правильному учебному процессу, когда надо менять виды деятельности каждые десять минут.

Или пятнадцать. И не помню даже, а это было важным, учили. Что осталось от того, что учила? – только и запомнила, что индивидуальный и дифференцированный подход, компетенции, виды учебной деятельности. А важного ничего.