Шрифт:
Хочешь?! Хочу!
Но – цена?
Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови.
– Почто такие милости?
– То, – Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня…
В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой.
Загулял по молодости, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение…
Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться.
Условия?
Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни…
Даже и не соврал. Просто не все сказал.
Евдокия думала недолго.
– Боюсь я, Саввушка. Ксюха дурная девка, сорвется, вразнос пойдет…
– Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть…
Евдокия задумчиво смотрела в окно.
– Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там…
Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще…
Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!?
Сволочи!!!
Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?!
– Где сейчас твоя-то?
– К утру будет, – отвела глаза Евдокия.
Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул.
Подождем.
А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас!
Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено.
– Не боишься, Савватей?
– Чего бояться-то?
– Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует…
Савва от души рассмеялся.
– Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал!
– Жаль, ты не меня выбрал.
– Так отказа боялся…
Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать…
Аксинью они дождались только под утро.
Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая.
Гулящая, но по-своему честная. Не подлая.
– Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось?
И не дура.
Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть.
Нет, Ксюха не дура, и это хорошо.
– У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери.
– Да?
Глаза удивленные. Оно и понятно…
Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго.
– Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там?
– Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два…
– Согласна!
Савватей и не сомневался.
– Тогда отоспись да вещи собирай. Как стемнеет, повезу вас в город.
– По темноте?
Савватей кивнул. И отправился домой. Ему еще предстоял тяжелый разговор с женой.
Поздно ночью, по дороге, трусила крестьянская лошадка. Спала Аксинья, закопавшись в сено. Спал Гошка. Савватей держал вожжи…
Жена была сильно против…
И дети…
А только все одно выбора у него не было. Дома мальца оставить – всех подставить. Эх, Наденька… что ж так жизнь-то нескладно обернулась?
Глава 6
в небе себя разъяв,
стать на земле
собой.
Русина, предгорья Ферейских гор.
Большой отряд горцев двигался совершенно неслышно.
И незаметно. Привыкшие скрадывать добычу, знающие свою землю… им казалось, они невидимы в ночной темноте.