Умереть бы сейчас от удушья, на этой трагикомичной ноте!

Макс не догадывался обо мне с этим мерзавцем, насильником. Иначе сейчас его бы не было в моей комнате.

А рассказать все было подобно тому, как на полной скорости въехать в бетонную стену.

— Я не уйду больше, Лиза. Никогда. Ты можешь прогонять меня сто раз, я буду возвращаться к твоему окну. Ты можешь отвергать очевидное еще пять лет. Но я чувствую тебя. И тогда в клубе все понял. Ты скучала по мне не меньше, чем я по тебе. Малышка моя, ты просто запуталась, испугалась. У меня теперь есть деньги. Очень много. Нам хватит на безбедную жизнь. Я слышал, что у твоих родителей проблемы. Я помогу. Скажи, сколько надо. Любую сумму, хоть миллион долларов привезу тебе утром…

Жестокая ирония судьбы. Черный юмор. Дьявольский стеб!

— Где ты был раньше… — повторяла я, закрывая уши ладонями. Я не могла слышать его слова. Они были слишком трогательные и острые. Ранили мое истерзанное сердце сильнее наточенного клинка.

А вокруг в комнате мрак. Он сгущался вместе с незримым присутствием Дьявола. Запах Ареса проникал в легкие.

— Позволь мне сегодня остаться с тобой. Обещаю, что не трону тебя, если ты сама не будешь готова. Я просто безумно устал с дороги. А еще безумнее соскучился за тобой. Все пять лет, тысячу восемьсот дней думал о тебе…

Мы долго лежали молча. Во мне не осталось энергии. Я была иссушена и утомлена.

— Можно тебя попросить, Макс, — тихо поошептала я, — Прими душ. Этот запах клуба просто отвратительный и удушающий.

Макс поцеловал меня в висок и с чарующей улыбкой произнес:

— Исполню любой твой каприз, принцесса.

Романов застал меня все в том же положении — поперек кровати и с алым от стыда лицом, зарытым в простыни.

Влажный и обнаженный с одним полотенцем, повязанным на узких бедрах, он осторожно поднял меня на руки.

Я обвила его шею и даже не удивилась, что этот мужчина и без одежды был идеален. Упругая кожа плотно натягивалась на бугристых мускулах. Широкая накаченная грудь и рельефный живот были очень твердыми. Будто под шелком кожи он был бронзовой статуей.

При этом живой и горячей.

Макс уложил меня в кровать и сам лег рядом. От него пахло моим ромашковым шампунем и защищенностью.

Я решила, что на эту ночь позволю себе расслабиться и принять помощь любимого мужчины. Завтра нам придется расстаться навсегда. Потому что я не смогу врать ему в лицо и притворяться хорошей и чистой. Я расскажу Максу про мой грех с Аресом Мадаевым. Он имеет право знать правду!

— Только одна ночь, — повторяла я в унисон своим мыслям, засыпая в его теплых душевных объятиях.

Сквозь туман уплывающего сознания до меня донесся сладкий головокружительный шепот

— Моя Лиза. Любимая девочка, — и снова поцелуй в висок, как выстрел из пистолета.

Макс добил меня своим признанием. Просыпаться теперь точно не хотелось. Единственной моей надеждой было, что б весь мир умер, как и я. И чтоб завтрашний день никогда не наступил…

Пахан.

Огромный особняк внешне напоминал скорее фантастический бизнес-центр, чем жилище одного влиятельного человека.

Павел несколько минут стоял, разглядывая это архитектурное чудовище, задрав голову. Сколько в него вбухано лямов зелени? В один первый этаж не меньше десятки.

От этой мысли во рту Пахана пересохла слюна — так случалось всегда, когда кому-то удавалось не прилагая усилий изящно убить его выгодным предложением.

Он ещё не предполагал, что главные сюрпризы впереди.

Яков Израилевич, хозяин особняка и главный Судья города, встретил Голицына около бассейна с золотыми карпами, держа серебряное блюдце с кормом. Лицо хозяина цитадели выделялось тонкой аристократической глубиной, какая порой встречается у представителей древних родов. Курчавые волосы с проседью странно контрастировали с очень живыми, пронзительно-серыми глазами. Ими Судья сканировал всё вокруг, проникая даже в самые глубокие уголки души.

— Поздравляю вас, Павел, — не поворачивая головы от карпов, похожих скорее на золотых подводных свинок, чем на рыбин, с лёгкой улыбочкой заметил еврей и поднял руку с кормом. Карпы разинули рты, расталкивая друг друга. Яркий свет отражался от их чешуи, создавая сюрреалистический эффект — над освещением явно поработали серьёзные мастера.

— Спасибо, Яков Израилевич, — с готовностью отозвался Пахан, внутренне замирая от похвалы. У Судьи оказалась странная способность затрагивать невидимые струны характера собеседника одной фразой, играя на них как на инструменте, который он изучал годами, чтобы под её мелодию танцевали все, кто её слышит. — А с чем именно?