Но Альбина продолжала ходить на тренинг, уже по инерции. Это было лучше, чем сидеть в новой, ещё не обставленной квартире, с коробками по углам, до которых не доходили руки, и пить, бокал за бокалом. Началось всё с того, что Альбина стала уходить из дома, чтобы не видеть знакомые вещи, многие из которых напоминали о счастливых двенадцати месяцах. Она бродила по набережной или выходила в центр, спускалась в бары и ресторанчики в подвалах, в каждом заказывая коктейль или бокал вина. Красное, белое, сухое, полусухое, ликёр, виски. Однажды её чуть не «сняли», нагло, в шумном баре. Она пришла в себя возле автомобиля, один парень держал её под руку, двое других усаживались с другой стороны. Альбина вырвалась и, пошатываясь, поплелась по улице на подворачивающихся каблуках. Она потеряла тогда, в том баре, телефон, купила себе новый, а старый номер просто заблокировала: какой смысл ждать? Он всё равно не позвонит.

Воспоминания Альбины были как кадры на старой целлулоидной пленке — с царапинами, обрывами, то тусклые, то ярко, неестественно раскрашенные. Иногда она почти равнодушно наблюдала за сменой кадров, а иногда какой-то из них бил ей в сердце такой болью, что она стонала и бежала на кухню. Открывалась морозилка, дрожащей рукой зачерпывался лёд, тёк в бокал «Блэк Боттл». Опьянение останавливало кинопроектор в голове, фильм, главными героями которого были она и Ренат. Для относительного умственного наркоза, как выяснилось опытным путём, требовалась одна бутылка вина или два-три бокала чего-нибудь покрепче. После случая в баре Альбина испугалась, но алкоголь уже стал привычной вечерней программой — после него не думалось, хорошо спалось. Просыпалось, правда, не очень.

Тогда она начала тратить деньги Рената. Облегчения безумный шопинг не принёс, зато убил время, а коробки с обувью и пакеты с известными брэндами присоединились к изрядно запылившимся, так и не разобранным после переезда пластиковым контейнерам по углам. Деньги таяли, утекали в небытие тонкой песчаной струйкой. Альбина завороженно следила, как в сообщениях-отчетах из банка после каждой покупки уменьшается сумма на карте.

Зачем он дал ей всё это? Она потребовала деньги и квартиру для того, чтобы Ренат наконец перестал обращаться с ней как с тепличным цветком (или шлюхой?), вспылил, вышел из себя, назвал жадной и продажной, дал отпор её притязаниям. А он согласился на все условия. Чтобы потом ещё раз унизить.

Суть унижения она поняла, когда подписывала договор, но остановиться уже не могла. Можно было порвать стопку листков, гордо швырнуть на стол золотую ручку, бросить слова презрения в лицо Муратову и его нотариусу и уйти с кратковременным триумфом. А смысл? Остаться без ничего? Для кого это наказание? Правильно говорит коуч-тренерша с фингалом под глазом: кому нужны гордые, старые и нищие бабы с выцветшим сексуальным маркером? Через пять лет, если Альбина выполнит условия договора, квартира — её. И машина, та, что Ренат купил ей весной, бордовый фиат…

После тренинга Альбина почувствовала себя ещё более изнеможённой, чем обычно: то ли нижние чакры протекали, то ли прогнуться как следует не удалось. Она вышла в душноватый июльский вечер, сделала несколько шагов вниз по лестнице к спортивному центру и вдруг, чуть не застонав вслух, застыла на ступеньках. Куда теперь? Домой? Жадно листать светскую хронику на планшете, добивая себя своими собственными руками? А может, действительно спиться?

— Простите, — круглолицая девушка с тренинга тронула её за плечо. — Вы с коучинга по женственности, верно?

Альбина кивнула.

— И… как вам? — робко поинтересовалась девушка.

— Дерьмо полное, — зло сообщила ей Альбина. — Больше сюда не приду! И деньги оставшиеся заберу. Одиннадцать тысяч за десять занятий этого убожества, ха!

— Правда? — девушка облегченно хихикнула. — Я сразу заметила, что вам не нравится. Подумала: слава богу, не одна я такая. А то, знаете ли, массовый психоз заразителен… Варя.

— Альбина. А зачем тогда ходили?

Варя пожала плечами:

— Мама подписку подарила. Чтобы я… отвлеклась. Меня парень бросил. С девятого класса встречались. А он бросил. Я очень переживала, думала, со мной что-то не так. На транс-йогу ходила и тренинг «Познай себя». Или «Обрети себя»? Уже не помню. А вчера узнала: он и ту, что после меня была, бросил. И ту, что после-после. Если уж бегать по тренингам, то всем троим, верно? — девушка весело засмеялась.

Альбина тоже против воли улыбнулась, неожиданно для самой себя предложив:

— Хотите выпьем вместе кофе?

Варя радостно закивала. В кафе она поведала Альбине подробности своего любовного разочарования, призналась, что сама себя подначивала, лелея в душе обиду и злость, а потом подолгу занималась самобичеванием, и что некоторые тренинги ей всё-таки помогли.

— Мы с моим другом тоже… расстались, — Альбина даже не поверила, что произнесла это вслух. — Были вместе всего год, но… Понимаю тебя. Это… больно.

Варя сочувственно округлила глаза, что сделало её похожей на героиню мультфильма. Наклонилась ближе, отставив чашку, доверительно сообщила:

— Знаешь, я ему машину побила. Спереди и сзади. Битой.

Альбина ужаснулась:

— Заявил?

— Не-а, — Варя легкомысленно махнула рукой, — Даже не заикнулся. Хотя знал, что это я. Просто он в курсе, что заслужил. Какая-то совесть осталась, наверное. Вот подумываю к гадалке сходить, пусть там… посмотрит. Он ведь таким моральным уродом раньше не был. Может, с ним кто-то что-то сделал, ну, приворот, проклятье. Ты как думаешь?