Марина явно не собиралась уходить. От зала её заслонял своей широкой спиной Игорь Ферцман. Она пила сок из высокого стакана и иногда приподнималась, чтобы посмотреть на сцену, видимо, не поверила словам Вадима и ждала Стаса.

Заскочив в «Кактус», Ренат сразу опрокинул в себя один коктейль. Он не был голоден после ужина с дядей и, в отличие от Вадима, не смог быстро опьянеть, хотя очень этого хотел. У Ярника же резко зашумело в ушах и поплыло перед глазами.

— Пипец, — простонал Муратов, падая лицом на руки. — Это просто пипец, пацаны! Сдохнуть хочу.

Муратовцы с нескрываемым ужасом выслушали рассказ друга. Они знали, что пять лет назад тётя Рената взяла в семью оставшуюся без родителей девочку. Но то, что дядя задумал женить племянника на приёмной дочери, сразу после того, как тот окончит университет, стало для «мушкетёров» шоком.

— Это просто страшный сон, — скулил Муратов, закрыв ладонями лицо. — Мы же с ней друзья, с Лейлой. Я ей как брат, она всегда так говорит. Ей пятнадцать лет сейчас, выпущусь, будет семнадцать! У нас что, двенадцатый век?! Я что-то перепутал?! Какой у нас век? Двенадцатый или двадцать первый? Как мне теперь ей в глаза смотреть? И почему именно сейчас?

— Кому в глаза? Что сейчас? — с подозрением спросил немного опьяневший Вадим.

Как всегда после алкоголя, он стал «тупить». Это его жутко бесило. Но Ренат всегда заставлял пить наравне с ним.

— Неважно, — Ренат тоскливо уставился в окно. — У меня совсем другие планы. Я дальше учиться хочу, клуб свой открыть… и как мне ей теперь в глаза смотреть?

— Лейле? Лейле? — несколько раз настойчиво спросил Вадим.

Ренат не ответил. Успокоил Муратова, как ни странно, Спелкин. Алексей принялся убеждать друга, что требования опекуна ещё не предполагают их обязательное исполнение, что нужно занять выжидательно-оборонительную позицию, тянуть время и всячески делать вид, что племянник у Андрея Эльмирыча — уважительный и послушный мальчик традиционного воспитания.

— Диплом получи сначала, — горячился Спелкин. — А там скажешь, что хорошее образование только в Москве. И так далее. Только не ссорься с ним, главное, не кипишуй!

Муратов постепенно успокаивался и напивался. Вадим посматривал на часы. Из угла, где сидела Марина (или уже не сидела — у него всё текло и переливалось перед глазами) доносились взрывы хохота с раскатами баска Игоря. Ренат молчал, медленно моргая осоловелыми глазами.

— Лёха, — сказал вдруг Муратов, переводя на Спелкина мутный взгляд. — У тебя бывали такие девчонки, чтоб вот так, взял её… вот так… и вот так… — он показал пальцами замкнутую окружность.

— Это как, спереди или сзади? — спросил Лёха, щурясь на руки Рената.

— Дебил, это талия!

— А-а-а-а… не люблю худых, у них сиськи… — Спелкин скрутил дулю.

— Кретин! — сморщился Ренат. — Нормальные у неё сиськи!

— А ты уже проверял? Или только присматриваешься?

— Не-е-ет, ещё не проверял, — Муратов заметно опечалился и призадумался. — Надо проверить. Сейчас пойду…

Ренат начал приподниматься со стула, потом сел, глупо улыбаясь, покачал головой:

— Гравитация, мля. Потом.

Вадим рвал пальцами салфетку. Он заказал двойную порцию омлета, хорошо поел, пропустил два круга и немного протрезвел. В окне отразилось его сосредоточенное лицо с пятнами на скулах:

— Пацаны, я в сортир.

Марина вышла из дамской комнаты. Он следил за ней. Дождался в тёмном коридорчике у служебного выхода, увлёк за выступ, прижал к стене, жадно и грубо поцеловал, путаясь пальцами в медных кудряшках. Она опешила и замерла в испуге, затем вырвалась, поднесла руку к губам и растерянно, с жалобным возмущением сказала:

— Больно.

Вадима ещё сильнее, почти до потери самообладания, ударило в голову, он очнулся, когда она укусила его в губу, сильно и до крови, одновременно схватив его руки за запястья и вырвав их из-под своего косого свитерка. Вадим отпрянул, засмеялся, вытирая рот. В углу у служебного выхода приглушались звуки музыки, но бьющим в сердце ритмом вибрировал пол. Боль в губе отрезвляла, но не достаточно.

— Ты…ты же пьяный! Пьяный совсем! — со слезами в голосе выкрикнула Марина, пытаясь пройти мимо него в коридор. — Козёл!

— Это я пьяный? — негромко, со смешком, спросил Вадим, преграждая ей путь. — Я — не пьяный! А ОН — очень! В усрач&ку! Понимаешь, о ком я?

— Да, — помедлив, призналась Марина, повела глазами в сторону зала, отступая и заливаясь краской.

— Тогда чего сидишь здесь? Ждёшь большой и светлой любви?

— Ничего я не жду!

— А зря! Пойдём ко мне! Руку дай!

— Не подходи! Никуда я не пойду! Отстаньте от меня, оба!

— Я-то отстану, он — нет. Ты попалась, голубоглазик.