Анжела всадила лезвие во всю длину в другое место. Оно вошло восхитительно мягко. Ее голова запрокинулась, а глаза закатились от экстаза. Она ощущала, как кончик клинка находит внутри него жизненно важное, чувствительное место.

По ее спине пробежала дрожь удовольствия.

Она опустила голову.

— У меня для тебя плохие новости, Оуэн, — прошептала она, снова вонзая лезвие, просто чтобы насладиться тем, как оно скользит сквозь его плоть, мышцы и внутренние органы. — Боюсь, ты не сможешь стать донором органов. У тебя не останется ничего, что можно отдать.

Оуэн рыдал в мучительной агонии. Впервые в жизни он испытывал ту беспомощность и страдания, которые причинял другим.

Убивать ножом — тяжело, грязно и утомительно. А еще опасно. Очень многие сильно ранят себя, используя нож для самозащиты или нападения. Требуется приложить большое усилие, а кровь скользкая. Чаще всего рука соскальзывает с рукояти, и лезвие режет ладонь и пальцы. И из-за силы удара раны обычно довольно глубокие.

Анжела хорошо это знала. На ее ноже была гарда, не дававшая руке соскользнуть на лезвие. Эта небольшая гарда создавала упор для костяшки правого указательного и большого пальцев. Она всегда помнила об осторожности, чтобы ненароком не порезаться, а гарда помогала защитить руки. Анжела знала, что делать, и делала это хорошо. Она ни разу не порезалась.

Оуэн бессвязно стонал и дрожал, а из глаз текли слезы.

— Кэрри плакала так же, да, Оуэн? Она не хотела страдать, испытывать боль, умирать, как не хочешь и ты сейчас. Верно, Оуэн? Единственное чертово различие в том, что она этого не заслужила. — Анжела стиснула зубы, провернув лезвие у него внутри. — А ты заслужил.

Он издал еще один слабый крик.

— Прямо сейчас, Оуэн, у тебя осталась лишь боль. — Анжела заглянула ему в глаза. — Но через боль приходит знание, постижение, понимание. Теперь, испытывая боль, ты можешь понять, каким монстром на самом деле являешься. — Она нахмурила брови. — Чертово злобное чудовище, которому нельзя жить среди порядочных людей. Правильно, Оуэн? Ты начинаешь понимать?

Оуэн закивал, рыдая. Она не была уверена, понял ли он хоть что-то из этого. На самом деле Анжеле было все равно.

Ей казалось, что это длится вечно, но на самом деле все произошло очень быстро. Время Оуэна истекало. Анжела осознавала, что ей нужно смириться, но не хотела, чтобы это заканчивалось.

Она воткнула нож в его другую почку, желая принести ему еще больше мучений. Невыносимая боль пробилась сквозь туман кровопотери, и его глаза расширились настолько, словно сейчас выскочат из орбит. Он безудержно дрожал — совсем как Кэрри и остальные его жертвы.

Оуэн больше не опасен ни для Анжелы, ни для кого-либо еще. Ни одна женщина не умрет, чтобы удовлетворить его извращенные желания. Ни одна семья не будет скорбеть и проходить через ад из-за Оуэна. Всегда будут такие, как он — убийцы всегда существовали и будут существовать, — но для Оуэна, приносящего в мир боль, ужас и страшное горе, пришел конец.

Анжела наконец встала и стащила с него изрезанную, пропитанную кровью рубашку. Он не мог больше оказывать сопротивление. Она подошла к ящику с инструментами в кузове, подняла крышку из рифленой стали и достала крепкую и длинную нейлоновую веревку. Девушка нашла ее на обочине и знала, что однажды находка пригодится. Сегодня настал этот день.

Опустившись на одно колено, она перевернула Оуэна на живот, и он плюхнулся в кровь, заполнявшую впадины кузова. Он походил на полумертвого карпа. Кровь капала с ее потрепанных шорт, стекая по ногам, и с кончиков волос.

— Так ты любишь поступать с женщинами, верно, Оуэн? Грубо и жестоко? Резать их, пока насилуешь, чтобы они кричали и метались? Тебе нравится это, да? Да?!

И хотя он как-то отреагировал, она была не уверена, слышит ли он ее или это просто непроизвольная реакция нервной системы. Она надеялась, где-то в мрачных глубинах ускользающего сознания еще осталась способность понять, что она говорит. Она надеялась, ее слова проведут его к смерти, будут с ним целую вечность в аду.

Все произошло быстро, он терял кровь из разорванной артерии на руке и других ножевых ранений, внешних и внутренних; она сомневалась, что он еще долго будет в сознании. Его кожа была холодной и бледной, поэтому она была уверена, что он в состоянии шока.

Анжела не верила, что существует травматологический центр, способный теперь спасти его жалкую задницу.

— Оуэн, чертов ублюдок, ты залил кровью весь мой грузовик, — она ударила его по ребрам, где была ножевая рана. — Истекай кровью, сколько угодно. Мне это нравится.

Поставив ноги по бокам его головы, Анжела двумя пальцами достала из заднего кармана шорт черный маркер. Она присела прямо на его голову, чтобы он не шевелился. Он закашлялся кровью, пытаясь дышать одним легким.

Наклонившись, Анжела начала писать на нижней части его грудной клетки: «Я УБИЛ КЭРРИ СТРАТТОН». Строчки специально шли снизу-вверх относительно его тела. «Я ОСТАВИЛ ЕЕ ТЕЛО В 320 ЯРДАХ ВВЕРХ ПО СЪЕЗДУ ПЕРЕД МОСТОМ». Последние слова оказались на лопатках.

Анжела откинулась, чтобы осмотреть свою работу. Ей показалось, надпись будет вполне различима с большого расстояния. Так как это был перманентный маркер, кровь, вытекающая из тела, не смоет слова. Как не смоет и дождь, если снова начнется.