Мы оба задыхались, но приходилось идти. Окончательно силы покинули меня уже на опушке леса. Микко свалился рядом. Было уже все равно, достанут нас Иные, или нет: я бы и пальцем не смог пошевелить, не то, что поднять тесак.

Я очнулся, когда перевалило далеко за полдень. Рядом похрапывал Молчаливый. Хотелось есть, и пить, а тело, по ощущениям, представляло собой один большой синяк. Свербили порезы, каждое движение отдавалось болью. Но в заплечных мешках лежало то, к чему мы стремились. Когда мы выбирали из кучи, просто сваленной в пещере, золотые самородки, Микко наотрез отказался заполнять наши мешки до краев. Мне… Мне хотелось унести все, но он тогда спросил: “Хочешь уйти в переход богатым? Больше вес — меньше сил. Думай!” И постучал пальцем по голове. Так что мы унесли всего по несколько крупных, с кулак, самородков, еще — с десяток кусков серебра, и по пригоршне разноцветных драгоценных камней. Этого с избытком хватит и на выкуп товарищей, и на полную команду для “Самсона”, и даже, если продать наш шлюп на верфи, на небольшую шхуну, как сказал Микко. Но сначала требовалось дойти, наконец, до берега. И с чем я намучился, так это с побудкой Молчаливого. Он никак не хотел просыпаться, и я его понимал, но продолжал трясти его за плечо, пока, наконец, его глаза не приняли более менее осмысленное выражение.

Вода! Мы пили воду из ключа, бившего в лесу из земли, как животные, стоя прямо на четвереньках. Я погружал в воду лицо, и, казалось, что силы просто входят в меня, переливаясь водой. Мы смыли кровь и грязь в ручейке, который брал начало в ключе, и просто лежали в нем. Но время шло, и пришлось, отмочив остатки солонины, и перекусив, идти дальше. Сквозь заросли продираться с боем не пришлось, на пути вперед мы хорошо постарались, прорубив узкую просеку в кустах. Нам повезло и с Иными, на нас никто не напал, в противном случае, сомневаюсь, что мы не разделили бы участь Даниеля: сил драться не было, они оставались лишь на то. чтобы механически передвигать ноги. На берег мы вышли уже ночью. Поднялся ветер, и волны вовсю раскачивали “Самсон”, стоящий на рейде на якорях.

Виктор.

— Яро! Пригласи сюда этих двух английских… Э-э, фрёкен! — Олаф выпрямился на своем троне. — Необходимо предоставить им полную поддержку, и выяснить, не обижали ли их эти дикари-англичане!

— Вы не поверите, дон Витторио, но лет этак двадцать пять — тридцать назад Олаф шел на абордаж, на своей шхуне, с криками “За Англию!” — дон Серхио тихонько хихикнул.

— Но… Но как такое возможно?!

— Тише, мой дорогой дон, тише… Важны, на самом деле, не страны, и не их названия, важны лишь люди, и сегодняшний день. После перехода каждый почти наверняка оказывается далеко не в том месте, в котором жил…

Дверь в зал открылась, и в него вошли две фигуры, закутанные в серые широкие плащи с капюшонами. Яро, следовавший за ними, прошел вперед, и объявил:

— Ваше Величество, английские леди, фрекен Эльза, фрекен Катрин.

Витька внутренне рассмеялся от такой причудливой смеси понятий, но в тот момент, когда девушки откинули капюшоны, ему стало не до смеха. Одна из них была Катькой из бухгалтерии Колькиной фирмы, с которой Витька попытался как-то закрутить роман, впрочем, безуспешно. Сдержав первый порыв, наплевав на этикет, заорать от радости, и кинуться к Катерине, Витька во все глаза смотрел на происходящее.

— Фрекен, добро пожаловать! — Олаф вежливо поклонился, впрочем, не вставая с трона. — Мы — не какие-то там англичане, у нас чтут законы Высших, поэтому Вы будете вольны делать лишь то, что пожелаете сами. Мы с радостью примем вас во дворце, и поможем на первых порах, всем, что будет необходимо.

— Благодарю, Ваше Величество! — вторая девушка, Эльза, довольно изящно сделала книксен. Катька поклонилась, она, похоже, еще не изучила тонкостей этикета. Но Олаф, как человек достаточно повидавший, даже не обратил на это внимания.

— Скажите мне, как англичане умудрились уговорить вас плыть с собой? И не силой ли они удерживали вас во время путешествия?

— Видите ли, Ваше Величество… — Эльза, под плащем которой угадывалась роскошная фигура, говорила глубоким, чистым контральто, и Витька, как, впрочем, и бОльшая часть собравшихся в зале, включая Олафа, прямо заслушался. — Нам, мне, и леди Катрин, настоятельно не рекомендовали отказываться от небольшого морского путешествия. В противном случае нам грозили исправительные работы.

— Вот как? И что-же вам вменялось в вину? — Олаф и бровью не повел, но Витька готов был поставить правую руку на то, что король насторожился. Ясное дело, каторга — для преступников, и кого ему тогда попытались подсунуть англичане, в виде двух леди? При этом Витька был твердо уверен. что Катька и мухи не обидит. Сидела всегда себе в кабинете за компьютером, вежливо всем улыбалась, строчила свои бухгалтерские отчеты, и только. Даже когда девчонки бегали стайкой в курилку, пару раз в день, в основном посплетничать, и, для вида, пуская дым из тонюсеньких, “дамских”, сигарет, Катька с ними за компанию ходила далеко не всегда.

— Ваше Величество, дело в том, что леди Катрин — Новая. И я повстречалась ей первой. Как Вы знаете, закон Высших требует во всем помогать Новым, ну, и я, конечно, взяла ее под свою опеку. У меня, в Частхолле, свой постоялый двор… Был. — Поправилась леди Эльза. — Ну, леди Катрин стала мне помогать. Сами понимаете, при большом наплыве посетителей вовремя обслужить всех в одиночку сложно…

— Практически нереально — кивнул Олаф. — Вполне понимаю. Фрекен Катрин, Вы подтверждаете слова фрекен Эльзы?