— А-на-на-на-на! — забормотал я, перебивая слащавую патоку знахарки.

— Али грех на себя возьмешь? — повысила голос старуха. — Двух малышей сиротами оставишь! На паперть пойдут, побираться, с голову пухнуть начнут!

— А-на-на-на!

Старая карга то повышала, то понижала голос, то льстиво заискивала, то яростно брызгала слюной. Я же, опытным путём отбросил дурацкое «на-на» и перешёл к бессмертной попсе. Вспомнил навязчивую рекламу из Глобонета, которой было уже, бог знает, сколько лет, ну эту – «Ра-а-а-а-аспродажа на Чайниз-экспресс, на Чайниз-экспресс».

Потом перешёл к легендарным хитам ютюба: Носа-носа, Гангам-стайл и иже с ними.

Малышня, раскрыв рты, слушали импровизированный концерт, и, кажется, даже забыли про мамку. Бабка причитала – я пел. Бабка угрожала – я фальшивил и не попадал в ноты. Бабка взывала к достоинству и чести – я исполнил дедушку Эминема и что-то из русского рэпа.

Параллельно мелькали уведомления о повышении сопротивления ментальному влиянию, и даже капнуло пару единиц Мудрости.

В принципе, я был доволен. Запас всевозможной попсы, которой нас ежедневно пичкают в голонете, ещё был ого-го, ну а когда закончится, перейду на русский рок. Интересно, ей понравится классика русского рока – Кипеловская «Я свободен»?

— Тьфу на тебя! — бабка, наконец-то поняв, что меня не прошибить её Аурой, с горечью махнула рукой. — Ну чего тебе стоило умереть разок, а? Ты же бессмертный!

— Спасибо, но нет, — дипломатично ответил я.

— Да я же вижу, что у тебя Выносливости кот наплакал! — карга нависла надо мной, грозно уперев руки в бока. — Ниже единицы всё равно не упадёт.

— Очень трепетно отношусь ко всем своим единицам, — не согласился я. — Вы, ежели, такая… кхм, мудрая, сами бы со мной местами поменялись.

— Да я бы с радостью, — из знахарки будто разом выпустили воздух. — Да только кто ж сумеет ритуал-то провести… Да и толку от меня не будет. И так уже Морене задолжала сильно. Но как их одних оставишь?

— Так, может быть, всё-таки расскажете, что случилось? Глядишь, и не придётся никого убивать.

— Ну не знаю, — с сомнением покосилась на меня бабка. — Толку-то от тебя.

Я молча предложил знахарке обмен и выложил туда шкуру волка.

— Да это ж разве помощь… — вздохнула знахарка, но шкуру всё же приняла и споро укутала лежащую на полу женщину. — Разве что пару дней выгадать.

— Да объясните вы уже толком, что случилось!

— Ну, смотри, соколик, потом не говори, что я тебя не отговаривала.

Надо же, в соколики повысила! И от чего, это, интересно, она меня отговаривала?

Бабка тем временем плюнула на недорисованную октаграмму, шикнула на мальчишек и занялась дрожащей от холода женщиной.

Сначала я думал, что услышу интересный и оригинальный рассказ, но не тут-то было. То ли бабка о чём-то умолчала, то ли сценаристы схалтурили, но история была стара как мир.

Далеко-далеко отсюда, на самом краю богатой земли, жила-была молодая, красивая, умная, щедрая, добрая и ещё пара десятков хвалебных эпитетов знахарка. Помогала она людям, ставила на ноги смертельно раненных, вылечивала самые страшные болезни и вообще, была чудо как хороша и прекрасна. Настолько прекрасна, что один прославленный воин не выдержал и сделал ей предложение.

Жили оно долго и счастливо, и у них родилась дочь. Прославленный воин вскоре отправился совершать подвиг и не менее прославленно то ли погиб, то ли пропал, оставив красавицу жену с малюткой на руках. Говорят, генерал армии лично отметил доблесть этого воина, вот только, к сожалению, не смог вспомнить как его звали.

Так осталась знахарка одна с маленьким ребёнком на руках.

Но прекрасная знахарка сумела воспитать и поставить на ноги не менее прекрасную дочь. Вот только неблагодарная дочка, как только ей стукнуло восемнадцать, сбежала в город, чтобы узнать, куда же делся её прославленный отец, о существовании которого все позабыли.

Там она встретила сына ювелира и, конечно же, они влюбились друг в друга с первого взгляда.

Но, как обычно, в любовную идиллию вмешалась мать юноши. Не понравилось ей, что сын девку из народа в жёны берёт, пускай и одарённую. А сама мать, как это водится, не из последних магов была, и не очень-то жаловала всяких крохоборов. Крохоборами во времена юности знахарки называли волхвов разных, травников, кудесников и даже алхимиков.

Ну и наложила мать на золовку проклятье, щедро приправленное женской ревностью. Мол, чем холодней будут чувства золовки к сыну её ненаглядному, тем холодней будет ей самой. Ежели не будет она о нём думать, то и мёрзнуть будет, словно в ледниках.

В итоге влюблённые не выдержали и сбежали от родителей в другой город. И там-то и начались проблемы. Стоило девушке сосредоточиться на готовке, как её тут же начинал бить озноб. Варила на заказ зелье – дрожала от холода. Играла с детьми – куталась в шаль. Ведь не может человек вечно думать только об одном.