— Как это мило с вашей стороны.

— Если вы хотите защитить ее…

— Я хочу жениться на ней, — сказал Джеймс, повернувшись к нему лицом.

— Так женитесь, — сказал Прандживан тихо, но настойчиво. — Но поверьте. Мир гораздо сложнее, чем вам кажется, англичанин. Под камнями есть кобры, и проклятья не выдумка.

Настойчивость в голосе индийца озадачила Джеймса. Может, он и сумасшедший, но он был искренним. Что все это значит? Сила уверенности Джеймса немного ослабла.

Прандживан продолжил:

— Она не должна говорить. Верьте в это. Верьте, что в мире есть нечто большее, чем то, что видели ваши собственные глаза.

Затем, он на прощание кивнул и пересек переулок, подойдя к ожидающему его рикше. Джеймс смотрел ему вслед. Он видел, как он забрался внутрь, и видел, как рикши взялись за шесты, но прежде чем они тронулись в путь, из тени паланкина высунулась паучья рука и мужчины замерли.

Солнце садилось и потому улица была испещрена тенями, длинными и растянутыми, из-за чего Джеймсу не удалось разглядеть вторую фигуру в рикше, пока та не пересела вперед. Похоже малейшее движение стоило ей огромных усилий. Когда лицо оказалось на свету, Джеймс узнал в нем Эстеллу. Она выглядела очень больной. Ее лицо было измученным и бледным, но глаза горели огнем. Джеймс почувствовал, как по его телу прошла дрожь, когда женщина посмотрела прямо на него.

«Что ей нужно от меня?» — спросил он себя. Не твердой поступью он начал идти к ней, но не успел сделать и несколько шагов, как старая стерва протянула руку из рикши и резким движением оторвала от Джеймса его тень.

Он запнулся и уставился на свои ноги, а после перевел взгляд на рикшу, а потом опять на свои ноги. Что он только что увидел? Старая стерва протянула хрупкую руку, внезапно сжала ее в кулак и дернула — и длинная тонкая тень Джеймса поползла вперед по булыжникам, отцепилась от его ног и исчезла в темной рикше. Ему показалось, что он даже почувствовал, как тень оторвалась от него. Уголки его губ дрогнули. Ему захотелось рассмеяться над абсурдностью произошедшего.

Но когда бокс-валла [11] остановился рядом с ним, чтобы переложить свою ношу поудобнее, прежде чем пересечь улицу, Джеймс не мог не обратить внимания, как тень мужчины разлилась густыми чернилами по булыжникам, а рядом с ним… ничего. Джеймс не отбрасывал тени. Совсем.

Старая стерва устало откинулась на спинку сидения, а Прандживан прежде чем велеть слуге трогаться в путь, одарил Джеймса долгим взглядом. Из уст Джеймса вырвался недоверчивый смешок, когда ему захотелось крикнуть:

— Держите вора!

Он посмотрел по сторонам. Никому не было до него никакого дела. Дворники и фонарщики занимались своими делами. И рикша вскоре погрузился во мрак.

Джеймс продолжил идти к резиденции британского представителя. Разум пылал от мыслей. Он не верил в магию и демонов. Он верил в день и ночь, выносливость и ярость, холодную грязь и одиночество, и скорость, с которой кровь покидает тело. Он также верил в жалкую, непокорную надежду и в то, как фигура девушки, которую вы любите, может наполнить вашу руки, подобно эйдолону [12] , когда вы грезите о танце с ней.

Но верил он в это или нет, его тень… пропала. Проходя мимо людей, он из раза в раз, должен был признавать отсутствие своей в тени в разительном контрасте со стремительно скользящими по брусчатке тенями. К тому времени, как Джеймс достиг ворот резиденции, он начал чувствовать, что небольшая щель, открывшаяся в его разуме, чтобы впустить безумие, начала мало-помалу затягиваться.

— Сахиб! — выкрикнул маленький беспризорник, подбегаю к нему.

— Да, малыш? В чем дело?

— Старая мемсахиб, говорит дать тебе это, Сахиб, — ответил мальчик, тяжело дыша. Он бросил что-то в грудь Джеймса и убежал. Молодой мужчина едва успел это поймать. Когда мальчик убежал, он развернул бумагу. Сверток ничего не весил, казалось, что внутри была только пустота, но когда Джеймс развернул бумагу радом с его ногами растеклась темная масса, словно черная краска выплеснулась из ведра. Это была его тень, и теперь она шипела под фонарями врат британского представителя, словно она никогда и не пропадала. А внутри, на коричневой бумаге было нацарапано: Верь.

Душа Джеймса дрогнула, слегка. 

Анамик высматривала Джеймса. Чтобы ей не пришлось развлекать гостей на собственном праздники, родители наняли пианиста, который в данный момент играл развеселый регтайм. Гости развлекались и веселились, но для Анамик вечер начнется только с появлением Джеймса. Она посмотрела в зеркало. Из зеркала на нее смотрела незнакомая девушка. Анамик улыбнулась. Она подстриглась. Теперь она носила боб. Сестры сделали ей холодную завивку и уложили их блестящими локонами ей на щеки. Она больше не походила на ту девушку, потому она не надела платье той девушки. Она надела мерцающее платье в джазовом стиле длиной до середины икры, чулки и босоножки. У нее было такое ощущение, словно ноги были голы. Ее плечи тоже были обнажены, и она чувствовала себя дерзкой, знойной и живой.

Она увидела отражение Джеймса в зеркале и повернулась. Он только что вошел и искал ее. Она исподтишка наблюдала за ним, как его взгляд пробежал по комнате, прежде чем наконец не выцепил ее лицо из толпы. Джеймс был удивлен. Взгляд его недоумевающих карих глаз скользнул по открытым плечам, переместился на лодыжки и, когда он вновь вернулся к лицу девушки, щеки Джеймса зарделись румянцем. Он остолбенел на целую минуту, прежде чем, сжимая букет в руке, спешно броситься к ней.

— Ана… — выдохнул он. — Ты выглядишь… восхитительно.