Оформление ее было простеньким и даже безыскусным: мягкий переплет, стандартная обложка серии дебютантов, но меня мало интересовала внешняя сторона. Я понимала одно — эта выстраданная история, наконец, обрела долгожданное тело для жизни в реальном мире. И, когда я, не в силах сдержать слез, дотронулась к пробному образцу, несмело поднесла его к глазам, а потом порывисто прижала к сердцу, то почувствовала себя матерью, впервые взявшей на руки собственного ребенка.

С тех пор я не могла спокойно ни есть, ни спать. Все мои мысли были заняты ожиданием того дня, когда роман поступит на прилавки книжных магазинов. Даже получение диплома о высшем образовании, напутствия ректора и ироничное шушуканье бывших однокурсников насчет того, как скоро мы с Вадимом поженимся или же я, добившись своих коварных целей, тут же брошу его, почти не оставили следа в моей памяти. Я прощалась с университетом в такой же странной, туманной атмосфере, как когда-то прощалась со школой.

Только тогда у меня холодело сердце от ужаса перед грядущими переменами, сейчас же я сама стремилась к ним, не в состоянии думать ни о чем другом, кроме момента, когда моя книга окажется на полках магазинов, и ее сможет прочитать любой желающий.

Тем временем подготовка к волнующему меня событию шла рекордными темпами. Дата выхода романов дебютантов была назначена на последнюю неделю августа — мероприятие должно было состояться в преддверие горячего литературного сезона ярмарок, выставок и презентаций. До него оставалось еще полтора месяца, не так уж и много по меркам менеджеров, занимавшихся продвижением новинок. А пока образцы романа были разосланы на рецензию в СМИ и несколько сетей книжных супер-маркетов. Вскоре мы получили первую радостную новость: за довольно короткий срок в издательство пришло несколько заказов. Разместить мой роман на полках согласились два крупных магазина и один небольшой — и это дало повод для оптимистичных прогнозов и надежду на то, что тираж не останется пылиться в типографских цехах.

Но я продолжала жить, как на иголках, прекрасно понимая, что все эти радужные мысли и предсказания гроша ломаного не стоят, и только читатель будет решать дальнейшую судьбу книги. Да, мое детище не было совсем уж неоперившимся птенцом и смогло достучаться до сердец сотен людей в интернет-пространстве, но реальный книжный рынок отличался от уютного виртуального мирка. На прилавках магазинов новоиспеченному творению предстояло встретиться с любителями простенького текста, с помощью которого можно было «убить» время в дороге или от скуки, с приверженцами высокой идеологической литературы, способными усмотреть в романе лишь «игру на эмоциях и банальное кровопускание», которым меня так часто попрекали в интернете, с читателями-пижонами, готовыми потреблять все, что угодно, лишь бы не отстать от моды — а попадет ли роман в разряд "модных" или останется пылиться как незаметный и проходной, предсказать было невозможно.

Но пиарщики и маркетологи, рискнувшие взяться за продвижение книг молодых авторов, казалось, в успехе не сомневались и действовали активно. В день, когда книги поступали в продажу, было решено провести большую презентацию в одном из самых популярных книжных супермаркетов — так можно было и читателей привлечь, и о новинках погромче заявить.

Все мероприятие должно было занять чуть больше часа — планировалось общение с прессой, читателями, и даже небольшая автограф-сессия, которая меня, в отличие от остальных коллег по презентации, просто-напросто шокировала. Я до последнего отказывалась верить в серьезность раздачи автографов, потому что это была привилегия звезд и важных публичных персон. Мы же пока не являлись ни тем, ни другим.

— Наверное, это шутка. Нас просто проверяют на звездную болезнь! — пытаясь разрядить не в меру торжественную обстановку, сообщила я одному из собратьев по перу, чья книга выходила в той же серии, в один день с моей.

Однако, получив в ответ полный презрения взгляд, я поняла, что оскорбила нечто священное в его душе — желание блистать перед поклонниками и озарять их темный путь светом своего литературного таланта. Поэтому в дальнейшем я предпочла не болтать, стараясь хранить на лице непроницаемое выражение, чтобы не выдать неуместного веселья, которое во мне вызывали все эти шумные приготовления.

Наша первая встреча полным составом молодых авторов состоялась за несколько дней до важнейшего для каждого из нас события. Организаторы хотели ознакомить нас с регламентом и согласовать все важные детали. Нас было трое — я и еще два молодых человека, по-юношески дерзких и склонных к максимализму. Писали мы в разных жанрах, тем не менее, в главном были похожи: каждый надеялся, что это только начало творческого пути длиной в жизнь. Правда, дальнейшее развитие этого самого пути, каждый видел по-своему — я в достаточно общих чертах, в отличие от ребят, которые предъявляли будущему вполне конкретные и претенциозные требования.

— Нет, читателям придется смириться с авторскими названиями моего мира! Я, можно сказать, не одну ночь провел за их составлением, и что же это все коту под хвост? Ладно, сейчас я пошел на уступки и вырезал добрую половину имен собственных, и даже перевел на русский многие фразы, которые мои герои произносят на своем родном языке! Но при переиздании романа я буду настаивать… да что там — требовать! Соблюдения моих авторских прав! Но меня до сих пор это возмущает — ну как могут бессмертные высшие существа говорить на человеческом диалекте, которым, по сути, является русский? Нет, ну вот как? Объясните! У меня в голове не укладывается! — пламенея взглядом, доказывал свою правоту Андрей, предпочитающий называть себя почему-то Адрианом, пока наши патроны вышли на рабочий перекур, оставив нас в кабинете с чаем и сладостями.

— Ну, надо же с чего-то начинать! — важно протянул Кирилл, пишущий о космических приключениях, что давало ему право смотреть на нас немного свысока, скромно мня себя коллегой самих братьев Стругацких и Станислава Лема.

— Да понимаю! Я все понимаю! Примитивные читательские вкусы, и мы, писатели — заложники всего этого! — гневно заламывая пальцы, воскликнул Адриан. — Но я не понимаю одного — чем может смутить обычного серенького обывателя даже не лихо закрученный сюжет, а имя! Всего лишь имя — Гладомирелун! Его что — так сложно прочитать? Или произнести? У кого, скажите на милость, оно может вызывать недоумение? Разве что у двоечника, так и не научившегося складывать буквы в слова! Или у какого-нибудь ограниченного консерватора, не способного принять ничего, кроме убогого «Петя» или «Вася»! — по аристократично-нервному лицу Адриана прошла судорога негодования.