Поэтому меня пугала та легкость, с которой Марк отказался от своей мечты. Мысль о том, что когда-нибудь он потребует того же и от меня, не давала мне покоя, но я изо всех сил гнала ее прочь, убеждая себя, что это лишь мои очередные фантазии и выдумки на пустом месте. Ведь моя новая страсть и мои творческие устремления Марку очень даже нравились, он не имел ничего против, даже наоборот — всегда поддерживал советами. Вдобавок к тому, что Марк был великолепным, внимательным слушателем, мне очень помогали его здравый смысл и наблюдательность. Он иногда корректировал мои чересчур смелые полеты фантазии, указывая на неточности и помогая информацией по вопросам, в которых я ничего не смыслила. И постепенно читать ему свои записи каждый вечер перед сном, стало для меня такой же привычкой, как и чистить зубы.

— Ты заменяешь мне целый книжный магазин, — шутил он. — Зато каждый день у меня новая сказка на ночь.

— Это не сказки! Это очень даже правдивые истории! Откуда ты знаешь — может, все это было, или только случится, просто никто еще об этом не знает!

— Ну, — задумывался Марк. — Такое вполне возможно, почему нет? — и я была ему благодарна за серьезное отношение к моим фантазиям.

К тому времени я опять поселилась у Казариных, как мы все подозревали, окончательно и навсегда. Несколько самых беспокойных постсоветских лет миновали и, несмотря на то, что до стабильности было еще далеко, Виктор Игоревич ухитрился вновь поймать свою птицу счастья.

Изначально крах системы, в которой он занимал такое важное место, привел Казарина-старшего в отчаяние. Никогда не знавший бедности и ограничений, он пребывал на грани нервного срыва, когда у него отобрали сначала ведомственную дачу, а потом встал вопрос о возврате государству его обустроенной квартиры. И лишь необходимость заботиться о красавице-жене, которая горстями пила успокоительное, не давала ему раскиснуть.

Но очень быстро первоначальный шок сменился тихой радостью, а потом и активной готовностью предстоящие перемены принять и использовать себе во благо. Виктор Игоревич был все еще не стар, обаятелен и наделен нюхом на успех. После появления на картах независимого украинского государства он вдруг понял, что секрет его будущего счастья заключается в том, что нужно срочно становиться патриотом, борцом за государственность и рьяным поклонником всего национального. Речи можно было толкать в том же стиле, что и раньше, только вместо "загнивающий Запад" употреблять "душители самостийности", ну и еще во время сменить коммунистический партбилет на членство уже в другой, ультра-правой партии.

Глядя на этого замечательно открытого человека с искренней улыбкой и по-мальчишески озорными глазами, никто и не сомневался, что только сейчас он обрел свое истинное счастье, освободившись от оков диктатуры и плановой экономики. И вообще, все советское время он тайно страдал. Страдал за родное государство, за придушенный родной язык, лелея в душе идею о том, как темницы когда-нибудь рухнут, и свобода встретит своих сынов, как ей и положено — у входа.

Всем своим видом новоявленный патриот демонстрировал преданность новым, демократическим идеалам, даже прежние строгие костюмы сменил на более свободные джинсы и пиджак. И судьба опять повернулась лицом к своему любимчику. Через пару лет Виктор Игоревич только посмеивался над своими страхами после развала СССР. Новое время ему нравилось гораздо больше.

Раньше, несмотря на полный достаток, у него были рамки и ограничения. Квартира — не бедная, но не роскошная, чтобы слишком не выпячивать свое богатство. Одежда для жены и ребенка — импортная, но не кричаще дорогая, чтобы не вызывать лишних расспросов и подозрений. Отдых — каждый год, в свое удовольствие, но только в Крыму или в лучшем случае на Кавказе. Машина — конечно же «Волга», но не «Мерседес» или шикарный «Лимузин». Теперь же на пути полета к вершинам процветания не стояло никаких преград. Умело вписавшись в новую вертикаль власти в стране, которая больше не судила за предпринимательство, Виктор Игоревич смог не просто вернуть прежний достаток, но и стремительно обогатиться так, как раньше не смел и мечтать.

И вот, когда стабильность и благополучие снова воцарились в доме Казариных, глава семьи, в легком смущении и с очаровательным румянцем стыда, посетил меня в моем прежнем жилище. В самых цветастых выражениях он позвал свою "дочь" обратно в "отчий" дом. Новоявленный бизнесмен так отчаянно мял в руках перчатки, ссылаясь на временные трудности и клятвенно обещая, что больше никакие катаклизмы не омрачат наших светлых отношений, что Петр Степанович, изрядно осерчавший после моего внезапного возвращения, снова растаял душой.

Виктор Игоревич проявлял редкостное рвение по возвращению ему былой репутации чадолюбца и мецената — ведь новой Украине сила масс-медиа заметно возросла, и устраивать пиар акции по поводу собственных добрых поступков можно было с невиданным доселе размахом. Теперь он возжелал официально меня удочерить. Однако юридическая неразбериха первых лет независимости не дала ему сделать это так быстро, как он собирался, и дело закончилось переоформлением официального опекунства согласно нового, довольно непонятного и часто противоречивого законодательства. Но мне было плевать на бутафорский характер намерений моего «родителя». Я так рвалась опять очутиться с Марком под одной крышей, что сыграть наивную глупышку, клюнувшую на его искренность, не составило никакого труда.

Вернувшись к Казариным после двухлетнего перерыва, я застала их в новом, еще более престижном районе и в новой квартире. В сравнении с прежним, небедным жилищем, она была устрашающе роскошна. Здесь насчитывалось шесть комнат, две шикарные ванные, вместо балкона — огромная веранда с летним садом, и зеркальные потолки практически везде, даже в туалетах.

Марк с неприкрытым удовольствием издевался над помпезными привычками отца, чем неизменно доводил Виктора Игоревича до белого каления. Ведь останавливаться в строительстве собственной империи любимец фортуны не собирался — и что же получалось? Кому он мог завещать все тяжело награбленное, пардон, заработанное? Неблагодарному отпрыску, который совершенно не интересовался подноготной большого бизнеса и даже и не собирался вникать в то, чем Виктор Игоревич занимается? Все эти мысли очень расстраивали главу семьи. Но как дальновидный стратег он временно предпочел отложить ее решение на потом. Сейчас он сосредоточился на самой важной цели.