Я ещё не спросил её, где она получила такие раны. По состоянию рубца на бедре видно, что рана была тяжёлой. И была нанесена недавно. Белая отметина полумесяцем на голове. Если бы сама не показала, едва ли знал о ней. Большая кровопотеря, о которой она упомянула и боязнь доктора. Где её ранили? От чего она бежала? Неужели тоже с войны? Тогда, получается, что она приехала из Европы целенаправленно ко мне, раз попала в Уэльс, Пэмбрукшир. Это не случайность. Столько вопросов нужно задать и получить на них правдивые ответы…

Но это не значит, что я её отпущу. Я заполучил её, почти насильно заставил. И не жалею.

– Даже целуется неумело. Где же ты росла, милая? Только одно объяснение – ты знала Кэтрин и была послушницей того же монастыря. Именно. Вот и объяснение. Надо выяснить, кто ты. Хотя, мне всё равно. Кэтрин умерла, царствие ей небесное. Да здравствует Маша.

Настроение эти измышления не испортили. Я решил спуститься, чтобы заказать горячий бульон. Не хотелось, чтобы стуком в дверь горничная разбудила мою малышку.

Решил попить кофе в ресторации, пока ждал.

– Лорд Пэмбрук, вам письмо, – подали мне на подносе конверт.

В нём оказалось приглашение на бал, который состоится в Кардиффе. Его устраивал маркиз Бьют. Средства, собранные на таких балах, шли на пользу города. Отказаться не получится. Идти одному не с руки, а тащить туда Машу нельзя. Она не здорова. Хотя, это был бы отличный случай представить её большему числу людей из света. Со временем придётся бывать и на балах, и на приёмах.

Лорд Джон Крайтон Стюарт был интересной личностью с богатой родословной. Титул маркиза он получил после смерти деда по отцовской линии, несколько лет назад. Как барон Кардифф, он являлся также пэром Англии. Титулы граф Дамфрис, граф Виндзор и ещё куча званий и титулов прослеживали в его крови струю королевской крови. Не забываем о Стюартах (потомок, хоть и внебрачного сына короля Шотландии Роберта Второго Стюарта).

За размышлениями я и не заметил, как пролетело время. Я поднялся в номер, открывая дверь перед служанкой, что занесла поднос с бульоном. Через шторы была видна кровать, на которой всё ещё спала Маша. Я только собрался разбудить её, как в дверь постучали. Я недовольно поморщился. Принесли коробки с одеждой, обувью и другими женскими штучками. Я решил попозже зайти в банк и забрать кое-что.

– Генри, кто-то приходил, – появилась в дверном проёме Маша. Она была бледной, но слегка опухшее от сна лицо меня умилило. В два шага сократил расстояние между нами и обнял своё чудо. Такая тёплая, мягкая, сонная, что плакать хотелось от нежности, что я испытывал к этой девушке.

– Я так тебя люблю, дорогая!

– Звучит так, как будто ты что-то натворил и должен мне признаться. Как минимум в ограблении, – приглушённо сказала она. Я весело рассмеялся. Жена у меня забавно высказывается. Хоть стой, хоть падай.

– А максимум?

– А есть причины подозревать, что облажался по максимуму? – спросила она, откинув голову и, прищурившись, всматриваясь мне в лицо. – По выражению безграничного удивления и недоумения на лице, то нет. Ты просто признался в чувствах ко мне. Вау!!! Еда-а-а-а-а! Какая прелесть! Я проголодалась.

Она стремительно исчезла в ванной. Я был несколько в растерянности от её поведения и разговорной, порой непонятной, речи, но её непосредственность и искренность подкупали. И я не хотел этого в ней менять.

Маша недолго отсутствовала. Но за это время я вытряхнул все непреложные истины жизни аристократии, что вбивали мне в голову и придавливали прессом нотаций по этике и правилам поведения, а также отношениям между супругами из своей больной головы. И так стало легко на душе.

– Ты почему сидишь? Кушать надо, пока горячее, а то невкусно будет, – всплеснула руками жена (всё ещё привыкаю к тому, что эта девушка принадлежит мне).

– Тогда приступим. Я рад, что тебе лучше, – отозвался я. – Кстати, всё это добро твоё, – указал я на коробки.

– Вот это всё? – округлила глаза Маша, да ещё и приоткрыла рот, чтобы затем облизнуть пухлые губы. Влажные, чётко очерченные, сочные (я знал их вкус), они просились на поцелуй.

– Я есть хочу, Генри, – строго сказала Маша. До меня дошло, что я замер, уставившись на её губы.

– Я только смотрю, – откашлялся я, чтобы прочистить горло, чтобы не говорить охрипшим от возбуждения голосом.

– Ты громко думаешь. И сглотнул, как голодный волк перед ягнёнком.

Она говорила и продолжала есть. Я завидовал каждому кусочку еды, что касались её губ и языка.