Впрочем — это я как раз сказал. Только не назвал место, где будет построен медицинский центр. Было еще много вопросов — от самых что ни на есть бытовых (вроде — какую еду вы любите больше всего?), до глобальных, на уровне — что будет с человечеством. Как мог ответил, и продлилось это еще час. Потом нас с Аносовым посадили в незаметно подкравшийся белый лимузин, и мы понеслись по американскому шоссе, ровному, как стрела. Нас ждала моя новая вилла, океан, и заслуженный отдых. За эту пресс конференцию я вымотался так, будто отлупил четырех Мохаммедов Али, а потом еще и распилил их на части. Головой думать — не мешки ворочать! Ага…

— Миллиард триста миллионов? — я поднял брови, пытаясь осмыслить цифру, и не мог. Мы не можем осмыслить расстояние до ближайшей звезды, просто не укладывается в голове — как это так, ты летишь со скоростью света аж десять лет? Ну вот как представить такое расстояние? Также обычному человеку трудно представить такие деньги.

Некогда я мечтал иметь хоть какое-то жилье, крышу над головой. У меня не было ничего — совсем ничего, от слова «абсолютно»! И вот…миллиард триста миллионов — не считая виллы на берегу моря, океанской парусной яхты и дома под Нью-Йорком. Я так его и не продал, он вызывал у меня ностальгические чувства…сам не знаю — почему.

А кроме денег на счету, у меня были еще и акции Уолт-Дисней. Много акций. Очень много. Замки в Британии, которые я так и не осмотрел — три замка с прилегающими землями. Запущенные замки, бесхозные, но со всей обстановкой (порядком обветшалой). Я согласился на то, чтобы принять эти замки в счет уплаты выигрыша по ставкам — тем самым ставкам, на самого себя. Мои юристы, вернее моя юридическая контора вывернула наизнанку букмекеров и все-таки выдрала с них все, что мне причиталось. Замки вошли в число выплат.

Пока меня не было, мою виллу на берегу океана отремонтировали, вернее — подновили. Ремонтировать там особо-то было и нечего. Мы с Аносовым поехали прямо в нее, и мой друг долго ходил по ней, молча смотрел и кивал, будто поддакивая своим мыслям. Я с затаенной улыбкой ждал, что же он скажет насчет такой роскоши, ожидал что-то вроде: «Это безобразие! Вот же буржуи! И не стыдно жить в такой роскоши?!». Но услышал совсем другое: «Хреново! Ты представляешь, как сложно поставить систему охраны на такой территории?! Забор прозрачный! Перемахнуть его — раз плюнуть! С моря подкрасться — как нефиг делать! Группа боевых пловцов выпотрошит всех обитателей виллы, как нечего делать! Или снайпер — башку прострелит на раз!» И напрасно было говорить, что мне ничего не угрожает. Потому что мне и на самом деле угрожали. И не раз, и не два. Пачка писем с угрозами росла не по дням, а по часам, и я опасался, что скоро придут не просто письма с угрозами, а какая-нибудь сибирская язва в порошке, или что-то в этом духе. За что? А за то, что я выдвинул «Теорию разбитых окон», по которой никакое, даже самое маленькое правонарушение не должно быть оставлено без наказания.

За то, что отстрелял толпу черных отморозков и тем нарушил священное право черного человека бить по башке белого лоха.

За то, что предложил полицейским вначале стрелять, а потом уже спрашивать — положит ли субъект на землю свое оружие, или нет. И научил этих полицейских стрелять правильно, а значит — точно в цель.

За то…что я богат и успешен. Разве это уже не характеризует меня как мерзавца и негодяя, не достойного жить на Земле? Я ведь не раздал свой капитал бедным, и не пошел по миру с сумой и посохом. Ведь сказано, что в основании каждого крупного капитала лежит преступление — разве дедушка Маркс был неправ?

Кстати — тот еще был мерзавец. Тиранил домашних, жил трутнем на средства Энгельса, а как вишенка на торте — ненавидел русских. И ведь я не помню, чтобы нам в советское время рассказывали о том, как высокочтимый Маркс ненавидел русский народ…а это — правда, самая что ни на есть истинная правда!

Через неделю после того, как мы с Аносовым прилетели в Штаты, сюда же добрались десять человек из Омеги, включая всех «стариков» из группы Аносова. Семьи они пока что оставили дома — жить первое время придется у меня на вилле, в гостевом доме, а потом я куплю им квартиры. Или дома. Их задача — обеспечивать мою безопасность, насколько это возможно. Я никому не могу верить так, как моим старым кадрам. Проблема возникла только в том, как вооружить мою охрану. Не граждане США не могут на территории Штатов владеть огнестрельным оружием, тем более в Штате Нью-Йорк, одном из самых строгих штатов в области владения боевыми огнестрелами. Мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы решить этот вопрос. Ребята получили вид на жительство, а потом и лицензии на хранение и ношение короткостволов и длинностволов. Тогда я вздохнул посвободнее — очень уж не хотелось, чтобы моя бурная деятельность закончилась из-за того, что у меня отлетела часть черепной коробки — как у того же Кеннеди. Да, никакая охрана от этого не убережет, но…все-таки может свести опасность до минимума.

Пришлось заказать себе два бронированных лимузина с капсулой-салоном, эту капсулу не брал даже противотанковый гранатомет. Подобные автомобили были только у высших чинов американской администрации, и собственно у Президента США. Зачем два? А вдруг один сломается…

Буквально сразу по приезду в Штаты, меня вызвали в Белый дом. Никсон жал мне руку, и как ни странно было видеть, но этот прожженный, битый-перебитый, хитрый и коварный политик был мне искренне рад. Никакой фальши, никакой напускной доброжелательности — встретились два боевых товарища, которым не надо опасаться удара в спину от своего собеседника.

В принципе, оно так и было — для меня Никсон, которого я при первой же подвернувшейся возможности пиарю и приподнимаю, как могу — надежная опора, и можно сказать…мой объект влияния. Тот человек, который рулит политикой США, и от которого зависят отношение с моей Родиной. Для него же — я верный человек, на которого можно положиться, и который даст правильный и непредвзятый совет. Человек, который фактически его спас, и в интересах которого продолжать поддерживать его, Никсона, насколько хватит сил.