Правда, празднование это, как оказалось на деле, было больше формальным. Просто прийти, подарить какой – либо незамысловатый подарок и пожелать долгая лета. Но сам «новорождённый» относился к этому иначе. И не потому, как считали домочадцы, что это для него был повод лишний раз усугубить спиртным. Многие мужчины в его возрасте любят выпить рюмку для настроения. Дело то обычное. Нет, тут было что-то другое. Сложно сказать, что творилось у него на душе, когда он вновь и вновь проживал тот день. Как мне показалось, та знаковая для меня встреча оставила в его душе глубочайший и неизгладимый след. Рассказывая мне о ней, он погрузился глубоко в себя. Взгляд его устремился в никуда. И казалось, что всё остальное перестало для него существовать. Так бывает лишь тогда, когда, как говорят знающие из народа, нас касается длань Горняя.

Но почему я сказал «встречу», и почему она знаковая для меня? О встрече, а это была именно встреча, я скажу позже. Не торопитесь. Всё, рано, или поздно, встанет на свои места. По сути, весь мой сказ об этой встрече и ради этой встречи. А знаковая для меня она потому, что та встреча, случившаяся более тридцати лет назад не со мной, для меня была предназначена! Скажете, свежо предание, да верится с трудом? Не будьте скорыми на суд. Ибо жизнь нам и не такие первосулы подкидывает. Встреча та окончательно расставила все точки над «и» и определила дальнейший мой жизненный путь. Часто так бывает: стоит человек на перепутье и гадает, налево пойти или направо податься. В итоге ни туда и ни сюда. И колеблется он, колеблется, колеблется. Хочется ему и там успеть, и тут не опоздать. Но не бывает так! Сказано в Евангелии: «Никто не может служить двум господам: полюбив одного, он не сможет любить другого; будучи предан одному, станет пренебрегать другим. Не можете разом служить вы мамоне и Богу». Слышим ли мы слова эти? Отлично слышим. Понимаем ли их? Прекрасно понимаем. Но не принимаем. Вот и пытаемся вопреки самой жизни сразу на двух стульях усидеть. Туда- сюда, туда-сюда! И никуда! Так вот и не успеваем нигде. И понимая это, за успешностью начинаем гоняться, чтобы с её помощью богатым стать да преуспевающим. Чтобы, значит, жизнь не зря прошла. И тут на ловца зверь бежит. Нате вам! Берите – не продешевите! Недорого! Предложение ограниченно! Вот и хватаем мы по дешёвке то, что и не надо нам. И теряем окончательно то, что имели изначально.

Дай бог, чтобы появился в нашей жизни тот, кто пинка нам даст чудесного, пусть и болезненного, да взор наш к Вечному обратит от мамоны. Вот тогда и жизнь наша справной станет, прямой да лёгкой. И споры с самим собой прекратятся. И маета послабнет. Если же не произойдёт такого, однажды непременно скрута нас скрутит. Сделает злобным, в Теньца превратит. Тут уж либо погибель наступит – сломается человек, сопьётся, опустится да помрёт, либо кровь начнём мы у других пить, зажёвывая век чужой и оторопь наводя на детей малых. Они-то очень хорошо таких вот клятышей, как в народе их называли, видят.

Да! Жизнь наша удивительные зигзаги выписывает. Вопреки очевидности. Прошлое, настоящее и будущее настолько прошиты между собой, что нет иногда возможности сказать точно, было это или будет ещё. А быль и небыль друг с другом так плотно связаны, что видятся нам как одно целое. Конечно, можно эти ощущения списать на какой-нибудь эскапизм и деперсонализацию. Можно сказать, что таким образом человек стремится уйти от действительности в мир иллюзий. Только с опытом всё тоньше и тоньше становится грань между действительностью и выдумкой. Тем более что выдумка зачастую творит человека, его облик, его жизнь. Присмотритесь внимательнее, и вы увидите, что сплошь и рядом «хороший понт дороже денег», как говорят народные острословы. Воистину правы были древние греки, говоря, что чем больше узнаёшь, тем меньше знаешь. И хочется вслед за ними воскликнуть: чем больше я проникаюсь миром, чем больше я им болею, тем меньше границ и граней в нём остаётся! Мир без граней! И в нём уже нет вчера, сегодня, завтра. В таком мире ты соучастник крестной казни Христа, в нём ты свидетель его Воскресения. Причём и в лице сотника Лонгина, и в облике благоразумного разбойника Дисмаса – Раха. А может, и самого Христа. Ты, отдалённый веками от того события, – непосредственный его участник.

Не торопитесь предавать сказанное анафеме. Оставьте это про запас. До лучших времён, какие непременно наступят. И однажды, возможно, вы увидите, что нет в сказанном ничего невозможного. Всё есть всё!

* * *

Не могу сказать, как я остался один на один в комнате с «новорождённым». Так уж получилось, что у всех домочадцев срочно образовались какие-то дела, и они незаметно удалились, оставив меня с дремлющим главой семейства. Наверное, всё это можно считать промыслом Божьим. Я ощущал себя очень неловко. Хотелось тихонечко выйти и также найти себе дело. Хоть на тот же закат поглядеть. Однозначно, это намного лучше, чем охранять сон подвыпившего человека. Пару раз я порывался встать и удалиться восвояси. Но что-то меня удерживало. Время, казалось, замерло на месте. И тут «новорождённый» открыл глаза. Окинул взглядом комнату, будто пытался понять, где он находится. Остановил взор на мне, отчего я почувствовал себя ещё больше неловко.

– А знаешь, – сказал он вполне твёрдым и уверенным голосом, – ведь всё это правда!

Я промолчал. Да и что было ответить? Какая правда? О чём мне тут говорят? Может, он меня с кем-то спутал? Мало ли чего привидится подвыпившему человеку. Уж точно всё это меня не касается.

– Я расскажу тебе, как всё это было. И ты… вспомнишь!

Тут я окончательно растерялся. Что я должен вспомнить? Мы только сегодня познакомились. Я о нём слышал от моей судьбы не раз, но он обо мне уж точно не знал. И точно ничего такого, что я мог бы вспомнить, между нами не было. Да уж! Чего только не наговорят спьяну люди… Но голос! Меня смутил его вполне трезвый голос и глубоко осмысленный взгляд. Да и знакомое ощущение того, что я соприкоснулся с чем-то сокровенным привело меня в смятение окончательно. Может быть, вы испытывали это странное и необъяснимое чувство, внезапно накатывающее на вас, когда, к примеру, вы оказывались у старинной башни, полуразваленной стены крепости, возле спуска в подземелье замка? У меня это чувство чего-то значимого, таинственного и в то же время, родного и близкого, но давно утраченного, всегда возникало возле храма Казанской Божьей матери в Астрахани. Когда я проходил мимо него, то каждый раз ощущал это невероятное… нет, это даже чувством нельзя назвать. Состояние? Возможно, и состояние, или стояние рядом с чем-то таким, что для тебя настолько важное, настолько необходимое, но неуловимое. Отчего тебя и охватывает великая радость и великая печаль одновременно. Вот это знакомое мне чувство смутило меня больше всего.

– Давно это было, – продолжил свой рассказ именинник. – Тридцать лет уж прошло. День в день. В тот вечер мы выехали на побережье. Я со своей семьёй. И два моих брата со своими домочадцами. А собрал нас всех младший. В тот день мы решили на природе отпраздновать рождение его сына. Увязался с нами ещё один дед. Я его видел впервые. Откуда он, не скажу. То ли сосед, то ли какой-то знакомый брата. Рыбки захотел половить. Вот брат и взял его. Не успели мы даже расположиться, он начал всех теребить. Пойдём да пойдём в море. А какое море может быть, когда лагерь поставить надо.

Но вот установили мы палатки. Это сейчас у меня трейлер удобный! С печкой, холодильником. Смолоду люблю выехать на взморье да побыть с мыслями наедине. Ничего так не меня так не упорядочивает, как море. А тогда мы с палатками выезжали. Два-три раза в год. Женщины стали ужином заниматься.

Смотрю я, сидит дед одиноко в сторонке. Неловко мне стало. Мы тут одна большая семья, а он какой-то неприкаянный. Лишний, что ли. И какой-то он печальный был. Уставился в одну точку. Жалко мне его стало. Прожил жизнь человек долгую, и никого рядом с ним нет, как мне показалось тогда. Подхожу я к нему и говорю: