Шрифт:
– Да стой ты! Этого не нужно. Он тебя этим обменом пометил что ли. Передал тебе что-то вроде информационного портала. Точнее – рацию для связи. Ты уже слышал его голос?
Я кивнул.
– Подумал, что у меня бред начинается.
Сергей Иванович покачал головой.
– Не бред. Иногда офени избирают из числа наиболее восприимчивых людей тех, кому передают свою линию знаний. Верней, доступ к этим знаниям, – тут Сергей Иванович нахмурился и сам себя прервал: – Ну с этим потОм разберёмся, а пока пригласи сюда Казанцева. Он в коридоре ждёт. А коробочек-то сохрани. Не теряй.
Сергей Иванович повернулся к Дорогину:
– Ну что? К Протасову?
Дорогин согласно кивнул.
– С переводом не затягивайте. Он обещался через месяц быть в Москве.
Сергей Иванович прервал мои расспросы.
– Вот что, Женя, если у тебя намерение «овладеть передовыми методами лечения людей» не ослабло, то мы приглашаем тебя работать в научно-исследовательском институте Биоэнергетики. У тебя, когда защита диссертации намечена?
– Через год… А как же?
– Не беспокойся за перевод. Мы с вашим главврачом за одной партой сидели, так что договоримся. А вот про диссертацию придётся позабыть. По крайней мере на время твоего переобучения. Если засомневаешься, то зайди в туалет нашей медицинской библиотеки и посмотри чем там попу вытирают. Тема-то у тебя кстати какая?
– Психологические особенности посттравматического синдрома после ампутации конечностей.
Сергей Иванович хмыкнул:
– Ну вот, тебе и карты в руки – куда самому рулить?
Я сидел и ощущал себя рыбой, оставленной отхлынувшей волной на берегу.
– Завтра к вечеру собери все материалы. Будем подводить предварительные итоги экспедиции. А послезавтра за нами прилетит борт.
Всё, что со мной произошло дальше, напоминало поговорку: заснул в одном мире – проснулся в другом. Мой перевод из клиники областной больницы в одно из предприятий профессора Дорогина произошёл без лишних формальностей. И, хотя я числился в штате кафедры медицинской психологии, но фактически работал младшим научным сотрудником лаборатории «по разработке биоэнергетических аппаратов двойного назначения». Я даже нарушил традицию и не успел «проставиться» своим коллегам – утром подписал обходной, а вечером уже входил в «предбанник» своего нового шефа на «Маяковке» – Михаила Пушилина, «Мишани» (так его называли все без исключения сотрудники лаборатории за доброту и «совершенно немосковскую отзывчивость») …
Полежаев знал, как быстро и эффективно провести ликбез моих познаний в области такой «чисто экспериментальной» как эниология. То, что в народе окрестили экстрасенсорикой, на научном арго – это эниология, т.е. наука, изучающая процессы энергоинформационного обмена.
О-о, сколько соблазнов возникает у неофита эниологии, когда он узнаёт, КАК на самом деле устроен человек, КАКОЕ место он занимает в структурах мироздания, КАК можно использовать законы, по которым рождается, живёт и трансформируется материя!!!
Большинство неофитов останавливается на первых же шагах изучения устройства мира. Кто-то узнаёт про нирвану, про обретение полного просветления и устремляется на поиски Шамбалы или Белогорья. Кто-то, ухватив ветры силы, начинает махать вёслами на ниве целительства, иногда в искреннем желании излечить всё до этого неизлечимое, но чаще, с жадностью голодного человека, становится заложником слепой утробы, и начинает «махать волшебными руками», «пышет лазерами из третьего глаза», чтобы безостановочно набивать свою мошну, наживаясь на человеческом невежестве. Однако сильней всего спотыкаются бедолаги, кто погружается в сладостный мир грёз о бессмертии. Пушилин эту категорию назвал «чароедами». Эти всю свою жизнь превращают в гонку за магическим всевластием, за овладением алхимией вещества и за магической трансформацией своего неразумного существа.
Разобраться «что к чему», особенно на первых шагах пробужденности, очень трудно. Пушилин же и здесь с горькой иронией повторял слоган Козьмы Пруткова: «Зри в корень!».
– Запомните, Евгений, (ко всем Мишаня обращался только на Вы) какими бы яркими не были картинки «зазывал» в трясины «причинения добра», за их фасадом всегда стоит «мракобесие и её неизбежные порождения – шкурный страх за свою личную безопасность и алчность.
Когда я начал знакомиться с деятельностью лаборатории, то сразу понял, что «попал не туда». Сотрудники выполняли государственные и частные заказы по разработке и изготовлению техники «инженерного назначения». Пушилин определил меня в группу, которая изобретала аппарат для «предупреждения и диагностики авариных ситуаций на городских коммуникациях».
Посмотрел я на «производственный процесс», послушал разговоры сотрудников и побежал разыскивать в коридорах Мишаню.
– Яжеврач!!! У меня инженерного мышления хватает только на то, чтобы детскую игрушку починить или гардину повесить …
Мишаня оторвался от процесса «тонкой пайки» и оглядел меня сочувственным взглядом.
– Ты уже слышал, как в народе называют нашу контору?.. НИИЧаВо! Научно исследовательский институт чародейства и волшебства! Вооот! Полежаев наобум назначений не делает. Он знает (Мишаня акцентировал слово знает) ЧТО куда втекает и ОТКУДА этому вытекать. Так что идите и учитесь в том раскладе, где оказались. Будь Вы сейчас хоть трижды инженером или четырежды врачом – без бутылки в хитростях «электросенсорики» не разберётесь… – Мишаня вздохнул, – Я про бутылку метафорически. У нас сухой закон. Для начала «снаряды подносите». И на полевые испытания будете выезжать вместе со всеми. А, если будете филонить, то лишу премиальных! А премиальные у нас ого-го-го какие! И на «халат с перламутровыми пуговицами» хватит и детишкам на «петушки на палочках» останется. Детьми то уже обзавелись?
Я кивнул.
– Дочь.
– Ну вот и хорошо, а то с нашими производственными вредностями Вам, Евгений, будет не до производства детей.
– У вас что – радиация?
Мишаня нахмурился. И, уже вновь склонившись над электронной платой, сурово пробурчал:
– А у вас?.. Теперь это и Ваше тоже!!! Идите работать!
В свой подвальный закуток я вернулся в смешанных чувствах. Чувства мои смешались в раздражительное клокотание и грозили неконтролируемым взрывом.
Рядом с моим рабочим столом, больше схожим с верстаком автомеханика, располагались «плацкарты для медитаций» двух великовозрастных техников. Они сочувственно посматривали в мою сторону, а когда заметили, что я начал от «усердия» в работе «клевать носом», увели в буфетную. За стаканом чая техники принялись меня просвещать.