В три тома путешествий Мопассана («Бродячая жизнь», «Под солнцем», «На воде») вошли почти все воспоминания о его поездках в Алжир, Бретань, Италию, на Сицилию, в Тунис и на берега Средиземного моря. Он совершил путешествие по Алжиру в 1881 г. и хотел видеть эту страну солнца и песков непременно летом «под тяжелым палящим зноем, в ослепительном блеске солнца». Через Атлас он перевалил, сопровождая двух французов-лейтенантов, путешествовавших с целью исследования Зарэза. Путешествие продолжалось более трех месяцев. Бретань Мопассан посетил летом 1882 г. пешком. Отправился по полям и тропинкам, избегая больших дорог, с дорожною сумкою за плечами. «Ночевать в сараях, когда не встречаешь трактиров, – пишет он, – есть хлеб с водою, когда нельзя достать иной провизии, не бояться ни дождя, ни расстояний, ни долгих часов правильной ходьбы – вот что нужно, чтобы пройти страну и проникнуть в нее до самого сердца, чтобы открыть рядом с городами, которыми проезжают туристы, тысячу предметов, существования которых и не подозревал». Во время этого путешествия им было записано несколько старых бретанских легенд; самая красивая из них – «Страна корриганов» – была рассказана им в «Галуа» от 10 декабря 1880 г. В 1885 г. Мопассан поехал в Италию и на Сицилию. Это путешествие рассказано им в «Бродячей жизни». Описания Пизы, Неаполя, итальянской весны, восхождения на Везувий, среди свежих еще потоков лавы, посещение Сорренто, Капри, Искии и Сицилии – лучшие страницы из когда-либо написанных им. Из многочисленных путешествий по Франции следует отметить его пребывание в Оверни перед созданием «Монт-Ориоль».

Эти скитания показывают уже, что Мопассан не любил светской жизни. Некоторые близорукие люди, сбитые с толку его эксцентрическими выходками последних лет жизни, изображали его «тщеславным, зараженным снобизмом и гордящимся своими высокопоставленными знакомыми…». По мере того как росла известность Мопассана, перед ним заискивали, его оспаривали друг у друга. Но он сохранил в течение всей жизни гордую независимость и презрительно холодную вежливость, которая никого не могла обмануть; его гордую душу не смогли залучить ни в какие светские сети.

Роман «Наше сердце» – сплошное обличение светской жизни. В нем писатель рисует «ненависть», вспыхивавшую вдруг в сердце героя, «внезапное раздражение против всего света, против жизни людей, их взглядов, их вкусов, их пустых склонностей и шутовских забав». В одном из своих писем Мопассан выражается еще яснее: «Всякий человек, который хочет сохранить за собою цельность мысли, независимость суждения, смотреть на жизнь, на человечество и на мир как свободный наблюдатель, вне всяких предрассудков, всякого предвзятого мнения, всякой религии, – должен, безусловно, держаться вдали от того, что называется “светскими отношениями”, ибо всеобщая глупость так заразительна, что, посещая себе подобных, видя и слушая их, человек не может не заразиться бессознательно их убеждениями, их идеями и их моралью глупцов».

Мопассан презирал светскую женщину, обольстительную и опасную, «которая рядится в идеи, как носит серьги, как носила бы кольца в ноздрях, если бы это было в моде…». В одном из последних рассказов находим горькое признание Мопассана: «Я никогда не любил…

Думаю, что я несправедлив к женщинам за то, что сильно поддаюсь их чарам… В каждом создании наряду с существом физическим есть существо духовное. Чтобы полюбить, мне нужно было найти такую гармонию между этими существами, какой я ни разу не встретил. Одно из них постоянно берет верх над другим, то духовное, то физическое…» Поэтому кокетливой и умной, но холодной в погоне за великими людьми светской женщине, синим чулкам и всякого рода знаменитостям Мопассан предпочитал менее сложных героинь. Он включил любовь в свою чувственную жизнь и не давал ей вторгаться в свою духовную сферу.

«Женщины, рабом которых он казался, не занимали в его мыслях такого большого места, как это можно было бы предположить. Его ни в чем нельзя было провести». С необыкновенною силою скептического ума и психологического анализа он насквозь видел их мелкие, мещанские чувства, низость их нравов. Они его забавляли. И вопреки соблазнительным догадкам, которые высказывались с целью объяснения печального конца этой гордой независимой жизни, – «ни одна женщина не может похвастать тем, что пробудила в нем страсть, которая отняла бы у него свободу его духа».

«Большому» свету, пустому, тщеславному и порочному, интриги и лицемерие которого он не раз изобличал, Мопассан предпочитал немногие дружеские связи с литераторами, которым он оставался верен всю жизнь. Правда, он не любил споров об эстетике, лекций и академического позерства литературных салонов. Но все же он чувствовал себя вполне свободно только в среде себе равных – артистов и писателей. Там он находил вновь свою веселость, насмешливость, подъем духа, отличавшие его в юности; шутками, комическими выходками и раскатистым хохотом он напоминал тогда веселого гребца первых лет пребывания в Париже.

К друзьям юности, к завсегдатаям Круассе и Медана у Мопассана прибавилось еще несколько новых друзей. Он был хорош с Дюма-сыном, питавшим к нему отеческую любовь, с П. Бурже, неизменным спутником его путешествий, с Э. Родом, П. Эрвье и Л. Лакуром.

Мопассану были совершенно чужды те слабости и компромиссы, на путь которых часто дает увлечь себя модный писатель. В ранней юности он не раз говорил: «Я никогда не буду печататься в “Ревю де Дё Монд” [3] , не выставлю кандидатуры в академию и не буду награжден орденом». Этим заявлениям в полушутливом тоне друзья его не придавали значения. Первому из них Мопассан действительно изменил в 1890 г., когда последний его роман «Наше сердце» был напечатан в «Ревю де Дё Монд»; об этой уступке он очень сожалел впоследствии. Но относительно прочего остался верен себе. Сколько друзья ни уговаривали его выставить кандидатуру в Академию, он мягко, но упорно отказывал в этом А. Дюма и Л. Галеви. Ненависть к окольным путям, презрение к официальным салонам, отвращение к лести держали его вдали от почестей, которых некоторые из его друзей добивались с настойчивостью (Э. Золя) и которые другими, наоборот, всегда презирались (Флобер, Додэ, Э. Гонкур). Как ни трудно ему было противиться уговорам, однако он отказался и от ордена Почетного Легиона.

Такова была эта жизнь, до последней сознательной минуты наполненная любовью к литературе и чувством достоинства литератора. К Мопассану можно по справедливости отнести слова, сказанные им о Флобере: «Почти всегда, – сказал Мопассан, – в художнике скрывается какое-нибудь честолюбие, чуждое искусству. Один гонится за славой, лучи которой создают нам своего рода апофеоз при жизни, кружа головы, заставляя рукоплескать толпу и пленяя сердца женщин… Другие жаждут денег ради самих денег и ради тех наслаждений, которые они дают… Флобер был предан литературе так беззаветно, что в его душе, переполненной этою любовью, никакому иному честолюбию не оставалось места…»