Она не дает мне спать.

И ты порой стоишь возле темного окна, глядя на пустую ночную улицу, выискивая случайных прохожих, каким-то несчастьем оказавшихся в темный и холодный час где-то вдали от дома, смотришь, как они бредут куда-то, отчаянно спасаясь от ветра. Если вдруг поднимут голову и увидят тебя в проеме окна, слегка подсвеченного торшером, фигуры людей посильнее запахнут свое пальто или куртку и ускорят шаг, словно спасаясь от твоих глаз. Мгновение – и тьма города окончательно их поглотит.

Потом ты переводишь взгляд на соседние дома, окружающие твой дом бетонным лабиринтом. Второй час ночи, но люди не спят. Горят окна, мелькают отблески телевизора. У кого-то уже искрит новогодней радостью гирлянда. Постепенно окна гаснут, друг за другом. И тогда остается свет одних фонарей – безмолвных ртутных свидетелей ночной жизни города. Где-то вдалеке разрываются сирены скорой помощи, перевозя усталых врачей в защитных комбинезонах от одного адреса к другому. Когда они выходят из машин, люди невольно вздрагивают, видя их облачение. Это по-прежнему напоминает сюжет какого-то фанатического фильма. Нечто из другой реальности, параллельной вселенной. Но никак не нынешней жизни.

Знаете, все начиналось как-то слишком просто. Сначала – помню, это было в первых числах января – короткие и пока не тревожные сообщения о какой-то неизвестной болезни в Азии. В первый ли раз? Эти сумасшедшие жрут все подряд, словно вечно недоедают. Что не вирус, то оттуда. Антисанитария. Перенаселение. Дикий в своей простоте народ. Я хорошо помню, как испугался первым сообщениям о непонятном заболевании. Как врач я понимал, что эта болезнь неслучайна и, скорей всего, даст о себе знать всему миру. Если болезнь серьезная, то буквально за месяц ее с легкостью разнесут по планете. Но реальную угрозу оценили только спустя несколько недель.

А потом…

Карантин. Изоляция. Переполненные больницы. Опустевшие города. Закрытые торговые центры, театры, парки и рестораны. Страх за близких, страх за себя – или наоборот, в зависимости от размеров своего эгоизма. Как-то быстро исчез привычный мир, а земной шар чудным образом превратился в площадку для съемок фантастического фильма на тему приближающегося апокалипсиса. Но самое ужасное было в том, что большинство людей продолжали жить так, как хотели. Им было плевать не только на других, но и, что самое удивительное, на себя. Я никогда не видел такого обилия новоявленных вирусологов, «врачей», которые с упорством идиотов убеждали, в первую очередь себя, что нет никакого вируса, что все это происки тайного правительства или фармацевтических компаний. Это было смешно и грустно одновременно. Потому что после своих пасквилей в социальных сетях, эти люди выходили на улицу, шли в магазины, на работу, всюду без средств защиты, и, будучи уже зараженными или только лишь бессимптомными носителями, заражали и убивали других.

Звучит жестко, но я врач, и своими руками вытаскивал людей с того света. Я знаю и видел, как умирают люди, в каких мучениях, видел боль и страдания их родных, которые не могли даже проститься с больным, умирающем в красной зоне.

Самое сложное – входить в реанимационное отделение. Переполненное людьми. Переполненное отчаянием и болью. Видеть больных, замечать угасающий свет в их глазах. Тяжело подменять кого-то из медсестер на посту, когда в отведенное время туда звонят родственники больных. У них есть два шанса в день – утром и вечером – чтобы справиться о здоровье близких. В остальное время телефон реанимации молчит, хоть и не переставая звонит, но никто из персонала трубку не снимает.

Тяжело сообщать родным, что их член семьи переведен в палату интенсивной терапии. Люди не сразу понимают, осторожно переспрашивая: «это ведь реанимация, да?»

И когда ты согласно отвечаешь, произнесенные фразы похожи на приговор.

В начале октября я оставил свою врачебную практику в больнице, и ушел в частную клинику. Многие ушли со мной. Все те, кто не справился с рутиной пандемии. Теперь я фактически доктор по вызову, при этом могу безопасно работать на дому, не сидя весь день в стенах медицинского учреждения, рискуя жизнью и здоровьем. У меня есть своя клиентура, к которым я выезжаю по первому же звонку, после чего клинике улетает крупная сумма за приезд доктора.

Я устало смотрю в окно на засыпающую улицу. Свет в квартире выключен, поэтому меня не видно с улицы. Так можно спокойно рассматривать все, что происходит под моими окнами, оставаясь невидимым для других. С высоты четвертого этажа видно все как на ладони. Не далеко и не так близко. Идеально. Не люблю, когда прохожие, проходя мимо меня, поднимают взгляд и видят мой силуэт в окне. В их глазах я чувствую себя каким-то соглядатаем, подсматривающим за людьми.

Маньяком, если можно так сказать.

Нормальный человек не будет так долго смотреть в окно на людей.

Нормальному человеку это неинтересно.

Нормальный скорей ляжет спать или посмотрит телевизор.

Где сейчас вообще грани нормальности? И кто вообще устанавливает нормы?

Наконец звонит телефон, мигом разрушая тишину сумрака пустой квартиры. Яркий дисплей освещает комнату. Никакого света не надо. Уже издали я вижу, кто звонит. Впрочем, в такое время звонить может только она.

– Привет, ты дома?

– Да, дома.