Вам удаются крупные формы, но все они в итоге оказываются бессюжетными. Простое перечисление событий, пусть и написанное весьма недурственным языком, которому могут позавидовать некоторые популярные беллетристы.

Примерно так отвечали мне редакторы. Как правило, не отвечали вообще. Те, от кого я получал скудные ответы, наверное, были чересчур воспитанными и не желали оставлять мои труды безответными. А возможно, просто жалели отчаянные потуги моего творчества.

Что ж, рожденный ползать – летать не может, рожденный чтецом, писателем не станет.

Нельзя сказать, что я оставил желание творить из-за постоянных отказов. Я по-прежнему садился за стопку бумаги, воображая себя новым Стивеном Кингом, и по-прежнему создавал новые литературные миры, которые потом так и оставались в этой неровной стопке, большей частью недописанными.

Согласитесь, сейчас у меня как раз кинговское состояние – я один в старом доме, хоть и брошенном посреди шумного мегаполиса, снаружи бушует пандемия нового вируса, и весь бренный мир на грани апокалипсиса, а в дверь стучится какая-то старуха. Что ж, благо на киллера она не была похожа, опасности для меня не представляла, поэтому я спокойно отпер все замки.

Стоило только немного приоткрыть дверь, как в дом ворвались порывы ветра, несущие в теплоту старой избы осенний холод. На крыльце, опершись на клюку и держа в правой руке потрепанную годами клетчатую сумку, сгорбившись, стояла старуха. На вид ей было лет восемьдесят, если судить по неисчислимым морщинам на лице, глаза глубоко впали в череп и в сумраке улицы почти не были видны. Из одежды на ней были старые башмаки, явно непредназначенные для осени, легкая юбка, наполовину прикрывающая тонкие ноги, обтянутые колготками, и синтепоновая куртка, тоже довольно легкая для такой холодины. Старуху холод, казалось, не особо заботил. Взгляд ее глаз был устремлен на меня.

– Вы кого-то ищите или потерялись? – осведомился я, посмотрев на нее поверх своих очков.

На ведьму, готовую проклинать меня по какой-то неведомой причине, она не была похожа и это вселяло небольшой оптимизм.

– Он пришел! – гаркнула старуха скрипучим, действительно как в мистической истории, голосом. Клюка слегка ударила по дощатому полу крыльца.

– Кто он? – переспросил я, желая уточнения. В моем случае под это определение мог попадать неудачливый киллер, а этого ой, как не хотелось.

– Тот, кто изменит этих людей, – проскрипела старуха далее и снова постучала клюкой по полу, будто продолжая отбивать некий ритм.

– Людей?

– Этот город.

– Город?

Мне даже стало интересно, хотя я понимал, что адекватность и эта старушонка на крыльце моего дома – несколько разные полюса нынешнего бытия.

– Город, – подтвердила она и потерла рукой нос.

– Вы напрасно трогаете лицо руками, на них могут оказаться бактерии вируса, и вы заразитесь, – учтиво сказал я. – Вам точно ничего не нужно? Может вы потерялись?

Моя тетушка говорила, что болезнь Альцгеймера – страшная вещь для стариков, и зачастую старики, забыв кто они и где находится их дом, терялись на улицах городов, замерзали и умирали, ведь им никто не помогал. В больших городах редко когда помогают молодым, что уж говорить о стариках? Иногда ты можешь упасть на улице, потеряв сознание, и хорошо если через полчаса к тебе кто-нибудь подойдет справиться о самочувствии. Большая часть населения примет тебя за подвыпившего и пройдет мимо. Упал, не очнулся, замерз, умер. Равнодушие двадцать первого века пострашнее любых биологических вирусов на этой грешной земле.

– Я не терялась, это жизнь теряется, – ответила пожилая женщина, повернулась и стала спускаться с крыльца. – Он пришел, пришел чтобы изменить и разрушить все.

Честно говоря, на человека, забывшего местонахождение родного дома, она не была похожа. Другой вопрос, был ли вообще у нее этот дом?

– Вы может хотите чего-нибудь поесть? – любезно предложил я.

Она замерла на последней ступени, подумала о чем-то своем, вновь повернулась ко мне, оценивающе оглядела.

– Конфета есть?

– Конфета? – я даже слегка оторопел.

– Конфета, – проскрипела опять старуха. – «Красная шапочка», «Маска», «Куротные» есть?

– Не могу сказать с определенной точностью…

– «Красный Октябрь» делает. Вкусные конфеты! Сладкие-сладкие!

Для меня любые конфеты являлись сладкими, но возражать не стал. Я не помнил, есть ли у меня в сумке немного ухваченных из брошенной квартиры конфет. Обычно, я всегда беру с собой сладкое, будь то шоколад или карамельки. Сахар в разумных количествах хорошо помогает думать.