Хорошо, что Марта устроилась сюда работать. Раньше она была нашей соседкой. После смерти родителей я уже год прожила в приюте, начала забывать прежнюю жизнь, а однажды вечером спустилась в гардероб – хотела взять из кармана куртки обломок кирпича, который нашла на прогулке – и увидела, что какая-то женщина бежит ко мне с раскинутыми руками. Я испугалась и попятилась, не узнала её. А она присела на корточки, взяла меня за плечи и спросила:

– Ты ведь Эйна, да? Не помнишь меня?

Я помотала головой.

– Я Марта! Из соседней квартиры. Мы с твоей мамой на работу вместе ходили, и ты с нами – до самой комнаты присмотра втроём шли, а там вы с мамой оставались воспитательницу ждать.

У меня защипало в глазах. Я как будто увидела со стороны: вот две женщины в одинаковых синих комбинезонах шагают по улице. Вот между ними идёт маленькая девочка в нарядном голубом пальтишке – мама сама его сшила! Женщины держат девочку за руки, а когда впереди появляются лужи, девочка подпрыгивает, крепко уцепившись за руки взрослых, и перелетает на другую сторону. Я разревелась, как маленькая. А ведь мне было уже семь!

Марта увела меня к себе в каморку, напоила сладким чаем и сказала, что будет мне помогать. С тех пор я почти каждый день приходила туда. В первые годы только вечером, в свободные полчаса перед отбоем, а в старших классах мне уже понадобилась помощь посерьёзнее: днём я не успевала сделать уроки из-за работы в мастерской и на фабрике, поэтому приходилось заниматься по ночам. Но я справилась. Сейчас мне уже шестнадцать, через несколько месяцев я сдам выпускные экзамены и получу аттестат зрелости.

Пока я думала о Марте, погода совсем испортилась. Дождь бился о стекло, будто хотел его проломить, а я улыбалась: редко мне выпадает возможность побыть одной. Подрагивающий свет лампочки, порывы ветра за окном, резкий запах мокрых курток, брошенных на спинки кроватей – и вокруг никого! Но счастье долгим не бывает. Дверь распахнулась, и я услышала грубый голос Валиты:

– Эй ты, лентяйка!

Я бесшумно заползла поглубже под одеяло и затаилась. Валита постояла у двери, пытаясь привыкнуть к полумраку спальни после ярко освещённого зала. Потом сказала, уже не так сердито:

– Наставница Фламия тебя простила! Иди к остальным.

«Хорошо, что она меня не видит», – малодушно подумала я. Хоть бы меня оставили в покое ещё ненадолго! Но Валита направилась прямо к моей кровати, и прятаться дальше было бы глупо. Я высунула голову и пробурчала:

– Никуда я не пойду.

– Как это не пойдёшь? – удивилась Валита. Молча стащила с меня одеяло, а я от неожиданности взмахнула руками и случайно толкнула Валиту.

Как же она разозлилась! Схватила меня за плечи и поволокла на второй этаж, в общий зал. Я не сопротивлялась: Валита в полтора раза крупнее меня. Наставница Фламия, увидев меня в руках своей любимицы, нахмурилась.

– Валита, что случилось?

– Она меня ударила!

Я попыталась объяснить, как всё было, но Наставница Фламия не стала слушать.

– Немедленно в изолятор!

Валита, Думара и ещё пара крупных воспитанниц окружили меня, крепко взяли за локти и повели вниз, к гардеробу, а за ним – по узкой лестнице дальше, в полуподвал. Длинный коридор без окон освещался редкими лампочками, с обеих сторон мелькали бесконечные кладовые с небрежными надписями белой краской: простыни, одеяла, подушки, куртки… В конце коридора несколько ступенек вели в технический подвал. В углу, за водяными баками и мерно гудящим насосом, небольшая дверь скрывала крохотную холодную комнатушку без окон. Снаружи она закрывалась на засов, изнутри её было не открыть.

Из всех наказаний, которые Наставница Фламия применяла к воспитанницам, изолятор был самым неприятным. Там приходилось стоять в полной темноте положенное время, обычно несколько часов. Все боятся туда попасть: тело устаёт, на следующий день мышцы болят, тяжело работать за конвейером на фабрике. Сесть в изоляторе не на что, пол холодный, стены тоже, к ним не прислонишься. На корточках – ноги затекают.

Я здесь и раньше бывала, но со временем воспоминания вытеснялись, смягчались, и каждый раз я воспринимала всё как впервые. Сначала я попробовала открывать и закрывать глаза – никакой разницы.

Втянула носом воздух. Пахло сырой извёсткой и ржавчиной, как будто рядом проходят водопроводные трубы. И правда, ритмичное постукивание, едва слышное даже в этой мучительной тишине, могло означать, что с труб на каменный пол падают капли воды. Я шагнула вперёд – ладони коснулись холодной стены, – провела руками сверху вниз и наткнулась на горизонтальную трубу. Нижний край был влажным. Лизнула палец: что ж, от жажды я тут не умру.

Ботинок упёрся во что-то твёрдое, раздался стук. Я наклонилась, нащупала прохладную округлую поверхность, вспомнила: ведро. Стоит в углу на всякий случай, ведь в туалет отсюда не выпустят.