Черных Валентин Константинович
Шрифт:
– - А если будут осложнения?
– - спросила я.
– - То же самое спросил и твой отец. Гузман ему ответил: "Рузвельт, передвигаясь в коляске, три срока был Президентом США, а твоя компания -- не Соединенные Штаты". И знаешь, что спросил Иван?
– - Что?
– - Ладно, говорит, пусть ноги не двигаются, а член будет двигаться? Сукин сын. Еще жену не похоронил, а уже о своем члене думает.
Я не заметила, как выпила джин с тоником, но почувствовала, что у меня уже появилась плавность в движениях: я утром выпила только кофе, и алкоголь уже начал действовать.
– - И что ответил Гузман?
– - спросила я.
– - Что будет двигаться!
– - А что ответил отец?
– - Что тогда нет проблем.
– - Может быть, так оно и есть.
– - Может быть, -- согласилась Настя.
– - Давай еще по одному джину!
– - Я уже плыву. Пропущу.
– - Сынок! Принеси еще один джин, -- попросила Настя.
– Может, в последний раз гуляю. Будильник меня уволит первой.
– - А кто такой Будильник?
– - Первый, он же главный заместитель Ивана. Это он выразил тебе сочувствие. Я его ненавижу.
– - А мне он понравился.
– - А ты заметила, как он на тебя смотрел?
– - Как?
– - А никак. Как на табуретку. Такие на учительницах не женятся.
– - И зря. Многое теряют. А почему он Будильник? Он всех будит?
– - Потому что он точен, как будильник. Он не человек. Он механизм. У него все по расписанию. Понедельник -- теннис и сауна. Вторник и среда -- театр или консерватория. Четверг -библиотека.
– - Он и читает?
– - вставила я.
– - Он пишет диссертацию. Пятница -- ночной клуб. Субботу и воскресенье он проводит за городом, но никто не знает, где и с кем. Он меня ненавидит.
– - За что?
Бармен принес джин с тоником. Я попросила бутерброды. Бармен принес с осетриной. Я считала быстро -- на кофе у меня денег уже не оставалось.
– - За что?
– - повторила я.
– - Потому что я когда-то спала с Иваном, потому что я с Иваном на "ты", потому что, прежде чем принять решение, Иван советуется со мной.
– - И поступает, как советуете вы?
– - спросила я.
– - Да.
– - Тогда посоветуйте, чтобы отец уволил Будильника, и никаких проблем.
Настя внимательно посмотрела на меня. Я ей улыбнулась. Я всегда улыбаюсь, когда говорю гадости.
– - А ты, наверное, сучонка?
– - предположила Настя после небольшой паузы.
– - Конечно, -- согласилась я.
– - Но немного. А вы?
– - Когда-то я была большой сукой...
Мен заносило, я этого совсем не хотела, Настя мне нравилась, и я ей об этом сказала:
– - а вы мне нравитесь.
– - Не скажу, что я от тебя в восторге, -- ответила Настя, -- но дело с тобою, наверное, можно иметь. Ты не такая уж мышка, как показалось вначале.
– - Это вы об одежде?
– -И об одежде тоже.
– - Учительницы, как разведчики, не должны веделяться, иначе ученики будут тебя не слушать, а разглядывать. От меня очень пахнет алкоголем?
Настя открыла сумочку, достала коробочку и вытряхнула из нее небольшую пастилку:
– - Пососи. Отбивает запах. Держу для ГАИ.
– - А вы за рулем?
– - Всегда, -- ответила Настя.
– - Сейчас, может быть, не стоит садиться за руль?
– предположила я.
– - Два джина -- это меньше моей нормы. Я не сужусь за руль после пяти.
Я достала кошелек и начала отсчитывать половину.
– - В следующий раз заплатишь, -- сказала Настя.
– - Следующего раза может и не быть.
– - Будет. И не один раз.
Мы вышли из прохладного бара в уже нагретые московские улицы. Я дошла с Настей до ее "девятки". Она села, вставила ключ в замок зажигания, тронулась с места, посигналила мне, перестроилась во второй, потом в третий ряд. На все это ей потребовалось не больше семи секунд.
Я вернулась в институт Склифосовского, но попасть к отцу мне не удалось. Так всегда бывает, когда я выпиваю. Вначале я энергична и даже нахальна, потом наступает апатия, хочется спать, и я теряю кураж. Можно было, конечно, подождать, когда заступит вечерняя смена, но ждать придется часов пять, и я решила вернуться домой. Я обещала Нугзару, что приду на переговоры.
Нугзар, пятидесятилетний грузин, уже больше тридцати лет жил в Москве, был женат на русской, но сохранил вкусы мальчика с проспекта Руставели в Тбилиси. Он носил кепки, которые были шире общепринятых, по-прежнему любил яркие галстуки и лаковые ботинки.
Он меня встретил во дворе многоэтажного дома, в котором снимал подвал для хранения овощей, хотя обычно овощи привозили на грузовиках и сразу распределяли по точкам, по маленьким муниципальным рынкам, палаткам у станций метро. Скоропортящийся товар надо было продавать как можно быстрее.