– Мне тоже очень с тобой повезло. И мы всегда будем вместе. Ты и мама – единственные женщины, которые мне жизненно необходимы.

Но тут улыбка Ольги медленно исчезла, а за этим последовал тихий вздох.

– Да, но… ты не меняешься, несмотря на возраст. Где-то ты такой упрямый ребенок, – она пристально и жадно посмотрела в его тёмные глаза, словно мысленно проникая в его разум и читая его содержимое, и от этого у молодого человека по спине прошла холодная дрожь. – Так запомни же мои слова: скоро в твоей жизни будем не только я и родители, а мы с маменькой будем ждать пополнение в нашей женской компании. Появится третья, которая тоже займет место внутри тебя, хочешь ты этого или нет. Клянусь, и никогда не откажусь от своих слов.

Николай окончательно опешил от страшного для него предсказания из уст сестры. Сразу после этого Ольга мило улыбнулась, чтобы никто, не дай Бог, не заметил что-либо странное. Молодой человек же ничего не ответил девушке, а лишь кивнул ей задумчиво, радуясь тому, что их шёпот никто не был в состоянии услышать.

– А мама тебе не рассказывала кое-что? Та, с кем ты разговаривал на балконе, – и есть тот самый вариант.

После такого Дьяков уже окончательно утонул в зыбучих песках шока. Возможно, это настоящее чудо, что он продолжал твердо стоять на ногах, без каких-либо колебаний, однако его и без того бледная кожа стала еще белее. На миг направив взгляд на Варвару, он направился к матери, но не за тем, чтобы поднять ту тему снова.

– Я пойду к себе. Мне стало нехорошо.

– Боже, иди, конечно. Что-нибудь приказать сделать? – с заиканием забеспокоилась Елизавета Александровна.

– Нет, я уже попросил Алёну сделать чай. Мне этого будет достаточно.

– Как скажешь, отдыхай.

Николай, наконец, зашел в свою комнату. Интерьер отчасти похож на интерьер гостиной. С двух противоположных сторон располагались шкафы во всякими книгами, перед окном – рабочий стол с парой стульев с одной и другой сторон, а ближе к двери – мягкая двуспальная кровать. Дьяков прислонился к двери, смотря в пол, и пальцами одной руки схватился за волосы и чуть потянул их вниз. Вспоминая тот момент и обдумывая всё по нескольку раз, он нервно посмеивался:

«Милая моя девочка, о чем ты говоришь?.. Неужто музыка сегодня разыграла в тебе чувство юмора, и ты решила пошутить? – на время мысли прервались, юноша «заснул», ушел с головой в «бездну» из ничего, но после всё возобновилось. – Нет, Оля, не бывать этому. Мне никто не нужен, кроме вас троих. Вы самые близкие и любимые люди, зачем мне ещё кто-то? Зачем нам лишний человек в семью? Вы и работа – вот чего я с величайшим удовольствием придерживаюсь, и так будет до самой моей смерти. Ты не права, сестра. Твое гадание соврало в этот раз».

Вскоре он понял, что надо бы стереть это из головы и начать думать о другом, и встал вновь прямо. Дьяков вдохнул полной грудью, желая почувствовать незаменимую и родную ауру уединения и скорого рабочего и творческого процесса. А изюминкой были темнота, капли дождя на окнах, шум от него снаружи и свет от свечей. Когда молодой человек поставил канделябр на стол, он посмотрел на чашку с зелёным чаем. Медленно и аккуратно дотронувшись обеими ладонями до белой посуды, Николай понял, что напиток еще не до конца остыл; впрочем, ему было бы все равно, даже если бы чай оказался совсем холодным. Он взял со спинки стула свою домашнюю одежду – пышную белую рубашку и черные брюки, идеально ему подходившие, с широкой резинкой в поясе – и переоделся, затем аккуратно сложенную прогулочную одежду убрал в шкаф. Он попутно предвкушал сладкую и манящую работу с мыслями для собственного рассказа, да и для себя.

Вот он уже стоял возле окна с чашкой в руках, слегка прислонив голову к углу стены и внимательно рассматривая будто уставшими, но всё же живыми глазами здания, людей, которые шли, бежали, стояли, ехали, сменяли друг друга, и неспокойную погоду. Он не издавал ни единого звука, словно превратился в статую с идеальными, обворожительными формами всего и без чего-то лишнего. Иногда улавливались голоса людей из остальной части квартиры, но Николай не придавал этому никакого значения.

«Положим, он встретил ее у Невы… Мрачной ночью, где светили луна, звезды, фонари. Необыкновенная красота мёртвого создания… Нет, бессмертного духа, бывшего «заложника» уже холодного молодого тела».

– Разве описание не потрясающее? – внезапно, почти шёпотом произнес Николай, прислонив ладонь к стеклу прямо перед собой и смотря уже на свое отражение, в его глаза. – Да, верно… И эта встреча оставит большой след в главном герое, и не только в нем.

С полностью пробудившимся возбуждением Дьяков сел за стол, взял черновики, пробежался по последним строчкам и продолжил писать, периодически останавливаясь для обдумывания некоторых деталей.

«Будет потом интересно узнать, какое мнение сложится у всех… Не только по поводу этого рассказа, но и других… Восторг, недоумение, гнев? Ха-ха…» – пришло ему в голову в какой-то момент.

И так Николай просидел до полуночи, не зная о сне и чувствуя хороший прилив идей и бодрости.

Проспал он часов до одиннадцати за тем же рабочим столом. На протяжении некоторого времени пытался окончательно проснуться и сообразить, что происходило вокруг него – но всё было тихо и на своих местах со вчерашнего вечера.

Дьяков привел в порядок рабочее место, умылся, переоделся и направился со свежей головой в гостиную. А там он застал Елизавету Александровну, вязавшую вместе с Алёной, а за ними наблюдал резвый, любопытный не по своему возрасту и конопатый слуга Денис того же возраста, что и горничная. За столом же сидел отец, Виктор Анатольевич; замечу, что морщины лишь украшали его образ, а по бокам виднелись седые волосы на фоне чёрных, которые были по всей голове. Он мило беседовал со своим старым другом, Сказовым Егором Егоровичем, который по мужской красоте и блестяще развитому вкусу не уступал тому. У него были рыжеватые волосы, на лице – несколько родинок и серые, добродушные глаза. Являлся преподавателем истории в одном из престижных университетов. Его многие любили за доброту, хорошие и ценные советы и умение найти нужный подход для разговора с любым человеком. Его любила вся семья Дьяковых, особенно её молодое поколение: Ольга с большой охотой слушала несколькочасовые рассказы или, лучше сказать, лекции со всеми подробностями и примечаниями, начиная с появления человека и заканчивая нынешним временем; Николай же питал к нему уважение как к наставнику, имел дискуссии с ним не только об истории, но и о философии и лингвистике, что тоже занимало достаточно много времени. И сейчас они обрадовались, когда увидели друг друга, вот только Сказов выплеснул полностью своё восхищение, а Дьяков был посдержаннее, но всё же тоже заулыбался. Преподаватель встал со стула и крепко обнял молодого человека, не забыв пару раз его горячо поцеловать.