Шрифт:
– И что было в свертке, дорогая?
– Фарфоровая статуэтка танцовщицы и ножичек из слоновой кости для разрезания бумаги – мои подарки из Франции для ма и па. Купила у антиквара. Кстати, Ричард, я почти все потратила. Но это к лучшему. Это проклятые деньги, вырученные от продажи драгоценностей, которые я прихватила с собой из замка. Без них мне дышится свободнее!
Ричард все никак не мог ею налюбоваться, наслушаться. Стоило Элизабет взмахнуть ресницами – и он просто-таки таял от нежности.
– Ты – исключительная женщина, darling, и прекрасней тебя нет никого на свете! – воскликнул он с чувством. – И теперь ты – моя жена! Уязвимая – и сильная, вспыльчивая – и рассудительная, а еще – загадочная и непредсказуемая.
– Ты забыл упомянуть серьезный недостаток – мою глупость. Ричард, в Париже я несколько недель предавалась отчаянию, и теперь понимаю, что зря. Взять себя в руки, не думать о плохом! И не лить слезы, а думать, анализировать. Только представь! Когда я нашла в башне те обличительные документы, я не стала копать дальше. И только когда увиделась с вдовой Биффар, поняла, как это было глупо с моей стороны.
– Лисбет, я ничего не понимаю!
– Тринадцать лет назад папу заманил в ловушку человек, которого он знал. Иначе он бы просто никуда с ним не пошел. И я уезжаю из Франции, так и не узнав, кто это был! Нужно все рассказать дяде Жану и кое-что ему отдать!
– Хорошо! Пригласим их с Бонни поужинать с нами в каюте. А сейчас их лучше не тревожить, – сказал на это Ричард.
Элизабет прижалась к мужу. Французское побережье превратилось в темную полосу, кое-где щетинящуюся строительными кранами, остроконечными крышами домов.
«Быть может, я еще вернусь, – думала она. – И, если того захочет судьба, даже увижу Жюстена. А может, и нет. Прощай, моя родина! Прощай, Жюстен! Я так тебя любила…»
Жюстен много часов бродил по окрестным полям и тропам. Лето только началось, вокруг – зелень и цветы, и от этого зрелища невольно светлело на душе.
Он зашел довольно далеко в северном направлении и освежил лицо и руки в речушке Соваж [12] – притоке Шаранты. Они часто приезжали сюда верхом с Элизабет, которой название речки казалось забавным, и она часто по этому поводу шутила.
12
Дикарка (фр.).
Солнце уже клонилось к горизонту, когда молодой солдат подошел наконец к замковому парку. Решив никому не показываться на глаза, он осторожно двинулся по аллее.
«Мариетта наверняка ушла домой еще до сумерек, – рассуждал он. – Я слишком долго бродил, она меня не дождалась».
Держась в густой тени вековых сосен, Жюстен медленно подошел к конюшням. Перль и ее жеребенок гуляли в загоне, их он увидел издалека. Конечно, хотелось позвать кобылу, приласкать, однако он не решился. Но тут Перль встрепенулась, коротко заржала и галопом понеслась ему навстречу.
– Ты уловила мой запах или просто почувствовала, что я рядом! – обрадовался Жюстен, когда лошадь ткнулась бархатистой мордой ему в ладони. – Мы с тобой и остальными лошадками хорошо ладили, помнишь? И с Элизабет тоже.
С тяжелым сердцем юноша погладил Перль по шее и пошел дальше вдоль загородки. Тридцать метров – и он уже был на заднем дворе конюшни. Ориентировался здесь Жюстен с легкостью, потому что все осталось, как было: навозная куча – на старом месте, дверь чуланчика для хранения седел и сбруи выкрашена все той же зеленой краской, старинная каменная поилка – все в тех же коричневых пятнах мха.
Рядом кто-то хрипло кашлянул. Жюстен обернулся и увидел-таки нечто неожиданное: возле открытой двери, ведущей непосредственно в конюшни, стоял Гуго Ларош. Худой, с седеющими волосами и бородой, хозяин замка держал его на мушке охотничьего ружья.
– Проваливай отсюда, бастард! – промямлил Ларош. – Тебя только не хватало!
Судя по стеклянным глазам и заплетающемуся языку, он был пьян. При виде ружья Жюстен замер.
– Глухой? Проваливай из усадьбы или пристрелю, как бешеную собаку, и оставлю гнить в навозе!
– Уже ухожу. А ружье уберите, если не хотите сгнить за решеткой.
– Хорош языком чесать! Умник нашелся!
Ненависть в Жюстене всколыхнулась с такой силой, что стало не до боязни. Он готов был сцепиться с Ларошем здесь и сейчас, даже если это кончится плохо. Но тут из конюшни послышался женский стон, и парень окончательно слетел с катушек – решил, что это наверняка Мариетта.
– Что вы с ней сделали? – крикнул он.
Гуго Ларош скрипнул зубами, прищурился и… нажал на гашетку. Эхо выстрела прокатилось по двору, и снова воцарилась мягкая вечерняя тишина.