Я видела, как накладывала швы Анечка, постараюсь сделать всё, как она. Выхода все равно нет. Так. Сначала кольнуть обезболивающего. Подтягиваю перчатки и уверенно берусь за ампулу и шприц. Закусив губу ставлю укол в предплечье. Боли почти не чувствую, но все равно жду немного.

Странно, в квартире тихо, где этот урод? Прибила я его дверью, что ли? Волнуюсь, поэтому иду проверить, приложив кусок стерильного бинта к ране. Мне только трупа тут не хватало. Дверь нараспашку и никого нет. Мне стало страшно, куда он мог податься? Вдруг в «ментовку» побежал или за подмогой к своим «синякам». Но тут слышу шум из своей квартиры и успокаиваюсь. За подмогой, к моей бабушке, оказывается. Ну, зная свою бабулю, пока он ей связно все не расскажет, она никуда ночью не пойдет. Так что у меня есть чуток времени, пока она задаст все свои кто-зачем-где-почему.

Вернулась в ванную, сожалея, что подпортила идеально чистые полы своей соседки. Но ладно, помоет и слова не скажет, но, чую, по башке надает за то, что шляюсь в тех местах, где стреляют. Ну, значит, так мне и надо. Разглядываю рану в зеркале. Нормально пробороздила пуля, разорвала бицепс, наискосок прошла. Вспоминаю все, чему учила Аня и собираюсь с духом.

И только когда делаю первый стежок, понимаю, что без помощи мне не завязать узелок одной рукой. Вот балда! Дверь ванной распахивается и влетает разъяренная бабуля. Сверкающие шоколадные глаза говорят о том, что она готова посадить меня под домашний арест, и это еще не самое страшное. Но мне не страшно, ни грамма. Протягиваю ей инструменты и киваю на новую пару перчаток.

– Надевай и помоги.

– Я? – вдруг теряет моя старушка весь свой запал. Ее лицо бледнеет, когда она видит рану, губы начинают трястись. Но она послушно моет руки и натягивает узкие перчатки, берет инструменты и делает то, что я говорю.

Когда рана зашита и продезинфицирована, крепко забинтована, я вспоминаю, что нужно бы прибраться. Да и переодеться.

– Это огнестрельное? Не молчи! – снова оживает бабушка, ее лицо теперь напоминает утреннюю розу, ярко-алую и с каплями росы на лепестках. То есть с бисеринками злых слез на алых щеках. Но мне плевать на ее раздражение и злость.

– Да. И что? – отвечаю так спокойно, собирая свои разбросанные по полу вещи. Сейчас переоденусь и снова приду, уберусь.

Бабушка идет следом и читает запоздавшие нравоучения визгливым голосом. Сосед выглядывает из кухни, с интересом смотрит, почесывая свой огромный нос.

– Чё, правда подстрелили? – любопытничает он, за что ему прилетает мой предупреждающий взгляд.

 - Вякнешь где, я тебя закопаю, - ядовито шиплю ему в ответ, тот застывает и потом мотает головой, будто клянется, что он немой и глухой. Меня же радует его реакция, зато бабушка, которая идет следом за мной, возмущается с новой силой.

– Нет! Это, уже ни в какие ворота! Юля, ты совсем испортилась, я уже не справляюсь с тобой, - кричит она, я же только ухмыляюсь и берусь за дверную ручку. Поздно бабушка меня воспитывать собралась.

А через десять минут, моя жизнь перевернулась и раскололась на две половины…

 47.

Наскоро сполоснувшись под прохладным душем, стараясь не замочить повязку, я тщательно вытираю волосы полотенцем и думаю. Подумать есть о чем. Банда пока не сомневается, что я в морге и идет следствие. Но Лешему не составит труда узнать, что моего тела не было на месте происшествия.

Значит, в ближайшие два дня они затаятся, а потом начнут искать меня. И если найдут… Холодок прошел по моему позвоночнику, и я передернула плечами, прогоняя неприятное ощущение. Даже представлять не хочу, что они сделают со мной. Я сорвала им ограбление, лишила наживы и подставила по полной программе. Что за это полагается? Скорее всего, выловят мое охладевшее тельце в каком-нибудь омуте.

Быстро одевшись, я с тоской посмотрела на кровать. Сил не было, хотелось прилечь. Но нужно убраться у Анечки, мало ли, вдруг милиция узнает про меня и нагрянет с обыском. Не хочу подставлять еще и подругу. Решительно вышла из своей комнаты и направилась к соседке.

Уже потянулась к звонку, как увидела, что дверь не закрыта. Видимо я не защелкнула замок, когда уходила. Толкнула створку и услышала визгливый голос моей бабушки. Она всегда переходила на высокие ноты, когда нервничала. А тут как не переживать, когда единственная внучка явилась черте-откуда и с пулевым ранением до кучи. Я невольно прислушалась, медленно прокрадываясь по полутемной прихожей.

– Да Толя! Ты прав! Я виновата во многом, я упустила девчонку. И я должна позвонить ее отцу, пусть решает, что делать с ней…

Я сначала подумала, что ослышалась. Ну не может тут идти речь о моем отце! У меня никого нет, кроме бабушки и матери, которая где-то за тридевять земель отсюда, в далекой Франции. Но тут сосед заговорил и меня прошиб пот, от осознания чудовищной правды.

– Да Луиза, наворотила ты дел. А ведь мы с Анькой говорили тебе, отдай девчонку отцу, пусть воспитывает ее вместе с сестрой. Ведь они близнецы, а ты разлучила их. Вот Юлька и бунтует, ведь близнецов тянет друг к другу. Она не понимает, что с ней происходит, вот и ищет приключения на задницу.