Мама причитала, одновременно подбежав к нам и обняв сначала меня, поцеловав в щеку, а затем и Аню.

— Анечка, очень рада увидеть тебя, девочка. Я — Марина, мать этого великовозрастного баловня. Нет, не надо никаких отчеств, позволь мне чувствовать себя молодой. Надеюсь, что вы добрались быстро. Не трясло? Дороги у нас не очень, никак не могут нормальную трассу залить. Не замерзли? Что-то нынче похолодало, как бы снега ночью не было.

— Что-то ты совсем заговорила молодежь, Марина, — отец встал с кресла, на котором сидел до нашего прихода, и галантно поцеловал руку Ане в сдержанном приветствии, — очень рад тебя видеть, Аня. Надеюсь, можно на «ты», все-таки не совсем чужие люди? Можешь звать меня Александром, или дядей Сашей, если тебе так будет удобнее.

Аня слегка покраснела и кивнула, расслабляясь окончательно. Родители действительно были рады ее видеть, делая атмосферу душевной и комфортной. Остальные присутствующие желания наблюдать их здесь и сейчас у меня совершенно не вызывали.

— Анатолий Сергеевич, — представился помощник отца, вставая из второго кресла и подавая руку. Аня открыто улыбнулась, пожав ее, — а это моя дочь, Диана. Они с Ильей росли вместе.

На мгновение мне показалось, что в глазах Дианы мелькнула жгучая ненависть, заставив машинально прижать любимую ближе к себе, получив удивленный взгляд в ответ. Но в следующую секунду она так широко улыбнулась, приветствуя Аню, что я засомневался. Да и за что бы ей ненавидеть Аню? Отношения у нас были с преимущественным упором в горизонтальную плоскость, да и вряд ли у Дианы возникали ко мне какие-то чувства, кроме дружеских. Максимум чувство собственности, но это она уж как-нибудь переживет. А если вдруг вздумает навредить, то я сумею защитить свою пару.

Если бы я знал, какой ценой мне обойдется моя самоуверенность…если бы только знал…

Аня

Господи, зачем я на это согласилась?

От переживаний меня потряхивало и подташнивало одновременно, а в голове был полный хаос. Знакомство с его родителями…вот кому это нужно? Пережиток прошлого…Можно же было перенести это на полгодика…или на год. Да и лучше воспользоваться современными технологиями, я с удовольствием бы одобрила, например, видеозвонок. А можно и без современного подхода, например, письмо написать. Пока дойдет, как раз пару недель форы было бы, чтобы найти ближайшее бомбоубежище и закрыться там изнутри.

Аня, ты истеричка и паникерша!

Это подсознание вынесло неутешительный вердикт. Я вяло реагировала на успокаивающие слова и объятия Ильи, не в силах сдержать жесткий мандраж.

Так, стоп! Собственно, а что такого-то? Ну, подумаешь, его родители. Обычные люди. А, нет, необычные. Да и не совсем люди.

Вдох-выдох, вдох-выдох, и повторить еще десять раз. После нехитрого упражнения в голове немного прояснилось и я, с трудом подавив накатывающие вновь эмоции, решилась заглянуть вглубь себя. Ведь глупо думать, что дело в банальном знакомстве с двумя взрослыми людьми, даже если это родители твоего любимого человека. Ну, подумаешь, не одобрят. Тогда просто поселимся подальше, а там, глядишь, и все сложится как-нибудь. Нет, дело совсем не в этом. А в чем?

Озарение, вопреки обычаю, всплывало медленно, словно цепляясь за все, до чего могло дотянуться, предлагая самообманываться и дальше. Ибо правда оказалась неприятной, с легкой ноткой горечи.

Я чувствовала себя неполноценной. Илья, такой замечательный, красивый, умный, будущий глава клана был достоин самой лучшей второй половины. А я…Что бы он ни говорил про истинные пары, я поверила ему едва ли вполовину, ведь ничего необычного не ощущала — мое влечение к нему сформировалось без этой непонятной «истинной» тяги непонятного внутреннего зова. Может Илья тоже немного преувеличил и эта тяга не настолько сильна?

Я не хотела видеть жалость в глазах его родителей, немой укор тому, что до сих пор не умею перевопрощаться. Вдруг, осознав со временем мою дефективность, он найдет себе полноценную волчицу, способную стоять на одном уровне с ним? Я на минуту перестала дышать, не в силах перенести страшную мысль. Нет, Илья не такой, ему это все не важно. Но противный голосок внутри нашептывал, что у него есть ответственность, долг перед соплеменниками, перед семьей. А уж о моем приданом в виде отца вообще говорить не приходилось. О таких родственниках ни то, что предпочитают не рассказывать, информацию о них хранят в секрете, сжигая архивы ночью и тайком.

Эти размышления не давали мне покоя, заставляя раз за разом захлебываться в собственных страхах и бессилии. И даже пейзаж за окном был под стать моим метаниям — серый, безликий, порывами промозглого ветра гоняя скукоженные опавшие листья по мерзлой земле.

Наконец, Илье надоело любоваться моим мрачным профилем, и меня аккуратно сгребли в крепкие объятия, не позволяя отстраниться. Я попыталась было вернуться к самокопанию, но неожиданно поняла, что не могу. Близость парня расслабляла, окутывала теплом и спокойствием, убеждая, что все это неважно. Ничего не важно, пока мы вместе, пока мы оба хотим с этим справиться. И Илья не сомневался, ни в себе, ни во мне. И мне не позволял. А уж когда здравый смысл поднял голову, и я вспомнила, что мне предстоит встреча с мамой, с моей мамой, то совсем растерялась и расклеилась. Мало мне было стресса…

Так я изводила себя вплоть до того, как мы вышли из машины, подъехав к красивому большому особняку, стоявшему практически в центре поселка. За пару шагов, оставшихся до входной двери, я сделала над собой просто нечеловеческое усилие, заперев клубившиеся ядовитым туманом эмоции на амбарный замок в дальней кладовой души. В конце концов, я ж не суслик какой-нибудь! Уж что-что, а постараться держаться достойно я смогу, несмотря ни на что.

И через десять минут я уже улыбалась вполне искренне, прося прощения у той пары миллионов нервных клеток, которые погибли в неравной борьбе с моей мнительностью.