Вот только его я не приглашал. Появление Валеры насторожило меня. Я стал оглядываться по сторонам: не прислал ли род целую армию, которая сидит по кустам и ждёт подходящего момента, чтобы схватить меня.

Не обнаружив ничего подозрительного, я направился к Дмитрию Прокофьевичу и Валере.

Наученный горьким опытом, во время приветствия я внимательно смотрел на руки Дмитрия Прокофьевича и Валеры. У Валеры вторая рука была на виду, а секретарь держал чемодан. И всё же я боялся. Оказаться под воздействием нейтрализатора значило стать полностью беззащитным, и я не собирался позволить своим противникам повторить этот фокус.

Мы заказали в кафе по чашке кофе и уселись за столиком возле воды, от которой нас отделяло стеклянное заграждение с металлическими перилами.

Валера внешне походил на своего отца: такой же плотный и коренастый и даже галстуки, как и дядя Гена, надевал редко. Сейчас на нём были бордовая рубашка, бежевый пиджак и чёрные брюки. Я видел Валеру только один раз и не знал, что он за человек и что от него ожидать.

Секретаря знал лучше. Это был высокий мужчина пятидесяти двух лет, он носил причёску с пробором и очки. Дмитрий Прокофьевич происходил из семьи боевого дружинника и сам тоже имел титул дружинника рода, но в основном занимался административными делами. Он всегда вёл себя учтиво, и в то же время я чувствовал с его стороны покровительственное отношение ко всем отпрыскам Эдуарда Михайловича. Дмитрий Прокофьевич как будто считал своим долгом позаботиться о нас.

— Кажется, встреча была назначена только с вами, Дмитрий Прокофьевич, — заявил я.

— Благодаря Валерию Геннадьевичу я смог вернуть ваши вещи и документы, — произнёс секретарь сдержанно.

— Не доверяешь? — Валера слегка скривил рот. — Ну это понятно. Вот только мне надо поболтать с тобой, так что не обессудь.

— Ладно, — согласился я. — О чём хотел поговорить?

— Меня не устраивает то, что происходит у нас в семье. Кажется, тебя тоже?

— Мягко говоря, да.

— Значит, нам есть, что обсудить.

— Получается, есть, — я открыл чемодан, который мне передал Дмитрий Прокофьевич и проверил вещи. Всё было на месте: одежда, в том числе второй костюм, пошитый на заказ, смарт, портативник, документы и банковская карточка. — Счета мои открыты? — спросил я у секретаря.

— Разумеется, закрыть ваши счета и аннулировать сим-карту никто не имеет права без вашего личного разрешения.

Я кивнул, закрыл чемодан и поставил на пол. Со своими вещами на руках стало спокойнее. И пусть деньги на счету до момента получения мной наследства фактически принадлежат роду, было, по крайней мере, на что снять жильё и купить самое необходимое.

— Я могу рассчитывать на вас, Дмитрий Прокофьевич? — спросил я. — Мне нужен тот, кто будет представлять мои интересы во время раздела наследства. Разумеется, я заплачу за ваши услуги.

— А вот с наследством могут возникнуть проблемы, — ответил вместо секретаря Валера. — Тебя хотят изгнать из рода.

— Почему-то я предполагал такой исход… — хмыкнул я. — И когда?

— Данный вопрос обсуждается, — сказал Дмитрий Прокофьевич. — К сожалению, подробностей не знаю. Этим занимается совет, и меня в курс дела не ставят.

— Тоже ничего не знаю, — добавил Валера. — Мне сообщили об этом, когда я твои вещи забирал. От всех неугодных избавляются. Отца подвинули, Колю подвинули, с тобой тоже видишь, как обошлись.

— Если меня изгонят, то я лишусь всего наследства? — спросил я.

— Вы полностью лишитесь акций родовых компаний, — ответил Дмитрий Прокофьевич. — Долю личного имущества Эдуарда Михайловича вы унаследуете в любом случае.

— Что ж, значит, не всё так плохо.

— Есть небольшая проблема. Если вы выйдете из семьи, родовая кредитная организация поднимет ставку по вашему займу с двух с половиной процентов до семи целых восьми десятых процентов, как стороннему лицу. В этом случае ваших активов не хватит, чтобы покрыть расходы.

А вот это уже паршиво. Даже остаться без всего лучше, чем обрасти долгами, которые не можешь выплатить. Теперь моё участие в проекте Белозёрских под большим вопросом. Триста пятьдесят миллионов просто неоткуда взять. Остаётся лишь «Стармаш» и некоторые зарубежные активы. Но за долги их изымут, и я в любом случае останусь с пустыми руками. И это при хорошем раскладе.

— На каком основании меня хотят изгнать? — спросил я.

— В уставе есть такой пункт, как «неподобающее поведение, порочащее честь и достоинство рода», — объяснил Дмитрий Прокофьевич. — Скорее всего, апеллировать будут именно к нему.

— А конкретнее? Когда именно я себя вёл неподобающе? Я же могу оспорить заключение в более высоких инстанциях?

— Род считает, что ты сотрудничаешь с УВР, — сказал Валера, — а формальный повод придумают. У нас Афанасий Павлович — голова, юрист с большим стажем. Он сочинит такое, что и не отвертишься. А мне, честно говоря, тоже интересен вопрос: можно ли тебе доверять?

Я пожал плечами:

— А я этого и не требую. Если род меня пошлёт, то и вы мне на хер не сдались.

— Да погоди, не пори горячку. Ещё ничего не решено, и я постараюсь помочь. Только мне надо знать, на кого ты работаешь.