Он отпускает меня с такой мягкостью, что я вздрагиваю. Нет, не от испуга. От нечто гораздо более мощного.

Мне не нравится добрая сторона Эйдена.

Она обманчива.

Разрушительна.

Фатальна.

— Последний шанс, прежде чем я сам найду ответ.

Да, удачи тебе с тем, чтобы вытащить ответ из моей головы, монстр.

Что-то светится в его глазах. Глаза людей сияют от волнения и счастья. Искра Эйдена с безумным садизмом.

Он тянется ко мне, и прежде, чем я успеваю что-либо сделать, он расстегивает мою рубашку. Пуговицы разлетаются во все стороны, как брошенные камешки.

Мое сердце колотится в груди, и стыд опускается на дно живота. Непролитые слезы наполняют глаза, и я сразу понимаю, что не гожусь для этой игры.

Я трусиха, а трусы проигрывают еще до начала игры.

Но я достаточно умна, сокращая свои потери.

Я глотаю слезы и глупую гордость.

— Х-хорошо. Я отдам тебе телефон.

Ухмылка на губах Эйдена запечатывает мою обреченную судьбу.

— Ох, нет. Надо было раньше. У тебя был шанс. А теперь я передумал.

Глава 4

Я думала, что знаю страх.

Смерть моих родителей вызвала у меня необъяснимый страх.

Так много страха, что я похоронила все это в черном, недоступном ящике.

Смотря на бесстрастное лицо Эйдена, я понимаю, что ничего не смыслю о страхе.

А если и смыслю, то забыла.

Потому что Эйден, восемнадцатилетний парень, дает мне иное определение страха.

Я никогда по-настоящему не знала Эйдена Кинга до этого момента, когда он полностью довели меня своей милости — или ее отсутствию.

Гордость и достоинство были единственными вещами, спасшие меня от ада за последние два года.

Но сейчас, стоя со сцепленными руками за спиной и с разорванной рубашкой, эта гордость разваливается на части, как мультяшка.

В иллюзию.

В ложь.

— Эйден... — его имя застревает у меня в горле, как дым. Он как дымка. Удушающая, скользкая и неразборчивая. — Остановись.

Мой голос понижается, смягчаясь, умоляя любую человеческую часть в нем.

Но я должна была знать лучше.

В монстре нет ничего человеческого.

Его стальной взгляд устремляется в мою сторону, и я перестаю дышать.

Люди говорят, что глаза это зеркало души, но у Эйдена там... ничего.

Внутри пустота.

Тёмная, бездонная дыра.

— На что ты готова пойти, чтобы я остановился?

Его голос спокоен. Слишком спокоен. Это ужасает.

— Давай просто заберём телефон, Кинг.

В голосе Ксандера звучит неуверенность, соответствуя моему смятению внутри. Даже несмотря на то, что его хватка остается стальной.

— Нет.

Эйден не отрывает взгляда. Он как собака с костью. Его ничто не остановит, пока он не получит, желаемого.

— Холодное Сердце даст мне то, что я хочу, так что я отпущу ее, верно?

Я один раз качаю головой, цепляясь за последнюю нить достоинства, которая у меня осталась.

Ксандер сильнее давит на мои запястья, будто сообщает что-то. Что, я не знаю.

Садистская искра из прошлого возвращается, когда Эйден пристально наблюдает за мной.

— Что скажешь, Холодное Сердце?

Он тянется к кружеву моего лифчика, его пальцы скользят по ткани. Моя спина напрягается, и я сжимаюсь в Ксандера, словно он моя защита от своего друга.

Честно говоря, он может быть единственной защитой, которая у меня есть.

Эйден становится смелее, прижимая палец к ткани. Его кожа скользит по ложбинке моей груди, оставляя след чего-то настолько чуждого, что это ужасно.

Он даже не тянется к телефону. Нет. Он наблюдает за мной с бесстрастным лицом, его пальцы лениво скользят по изгибу моей груди, останавливаясь на шраме.

Его конечная цель, похоже: заставить меня почувствовать себя неуютно в собственной шкуре.

Это работает.

Это чертовски работает.

Ксандер снова дергает меня за запястье, как будто подталкивает к тому, чтобы я прекратила это.

— Отлично! — я киплю. — Какого черта ты хочешь?

Эйден отступает назад, но не отрывает взгляда. Я не хочу отступать первой, но смотреть в эти пустые глаза утомительно.

Это похоже на то, как если бы вы оказались в ловушке пустоты и кричали, но единственный звук, который вы можете услышать, это эхо.