Переодевшись, Николай вернулся в гостиную и сел стричь над газетой ногти, которые неудачно обгрыз по дороге в машине. Поранив палец, он не сдержался и сорвал злость на домработнице. День назад ее попросили приготовить суп и котлеты, но под предлогом того, что начался Рождественский пост, она напекла пирогов с капустой и рыбой. Николай грубо отчитал ее и тут же пожалел о своем срыве. Успокоить Тамару он уже не мог. Разрыдавшись, искренне не понимая, чем заслужила такое к себе отношение, она впопыхах собралась и улетела домой…

К половине десятого, когда Нина появилась дома, раздражение, распиравшее его весь день, несколько унялось. Но лишь на короткое время.

Они сели ужинать. Говорить на тему дня, с ходу устраивать ей разгон он не решался, боялся взорваться. Однако выдержки не хватило.

– Был у меня разговор сегодня интересный. С этим, хм… – начал Николай. – Только не делай вид, что не понимаешь, о чем я.

– С кем? – холодно переспросила Нина.

– С Аристархом Ивановичем… помнишь такого?.. Вереницын его фамилия.

Не отрывая глаз от тарелки, Нина взяла нож и стала разделывать разогретый в микроволновке и наполовину развалившийся пирожок.

– С какой стати ты к нему поехала? Какая муха тебя укусила?

– Было к нему дело.

– Какие дела могут быть у тебя с Аристархом Ивановичем?

– Представь себе, такие дела нашлись.

– Какие, я спрашиваю?! – прикрикнул Николай.

– Знаешь, оставь меня в покое. Я имею право встречаться с кем угодно, по любому делу. Может, я у тебя разрешение должна спрашивать?

– Вереницын – не кто угодно… – задыхаясь, пробормотал Николай; он швырнул в сторону льняную салфетку, неловко задел бокал с вином и в каком-то яростном бессилии уставился на расплывающееся по скатерти малиновое пятно. – Ты даже понятия не имеешь, кто этот человек… Мозги у тебя в голове… их там кот наплакал!..

– Довольно темная личность. Это у него на лбу написано, – сдержанно сказала Нина, с преувеличенным вниманием изучая начинку пирожка.

– От этой темной личности зависят многие, очень многие люди. И я в том числе, и вся наша контора тоже. Этот человек… Да будет тебе известно, что он может как протолкнуть, так и зарубить любую лицензию. Прикрыть любую лавочку. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? Ты подумала, что ты вытворяешь, когда ехала к нему? Я к тебе обращаюсь! – всё больше заводясь от гнева и безучастного молчания жены, Николай теперь уже кричал на всю квартиру.

– Наплевать… Я от него не завишу, – брезгливо выдавила из себя Нина.

Николай вылез из-за стола и принялся нервно расхаживать по комнате.

– О чем ты думала? Как ты могла себе такое позволить? Мне-то позвонить нельзя было, что ли? Да ты хоть понимаешь, что эти люди, все эти Иванычи, держат в руках всё! Одним росчерком пера они могут лишить меня, нас с тобой всего! – Николай схватился за голову. – Надо же было такое отмочить! Что у тебя там, в шарабане: кисель, простокваша?!

Впервые Нина видела мужа в подобном состоянии. Она понимала, что виновата перед ним, чувствовала, что не должна усугублять ссору, но тоже не могла уже себя контролировать:

– Никто не виноват, что ты водишься с такой швалью, – сказала она, – что ты зависишь от каких-то «иванычей»…

– Не я один. От них все зависят. Нет у меня другого выбора. Нет!

– Выбор всегда есть. Но зачем о нем думать, когда можно просто рассказывать басни – себе и другим. Это гораздо проще…

– Очнись, Нина! Открой глаза! Посмотри вокруг! Посмотри, в каких хоромах ты живешь! Ты ешь и пьешь всё, что тебе хочется! Выбрасываешь на ветер кучу денег каждый месяц. Тебе даже на наркоту хватает! И ты можешь это себе позволить только потому, что они, такие, как этот Вереницын проклятый, позволяют всё это! А захотят – и нам с тобой крышка. Жить придется непонятно где. В «хрущобу» в Капотне перебираться будем. Понравится тебе это? А то и вовсе на улице окажемся. Или бежать придется. В Панаму! В Уругвай! На Берег Слоновой Кости! К черту на рога! Ведь в этой стране у кормушки сидят такие, как он, Вереницын! Эти люди на всё наложили лапу. И отсчитывают, отсчитывают… Понимаешь ты это или нет?..

– Не верю тебе… Такого просто не может быть, Коля. Таких скотин просто не может быть много в природе, они бы перегрызлись между собой: естественный отбор. Но Вереницын этот твой – и вправду животное. Он угрожал мне. Он унижал меня.

– Аристарх Иваныч? Он тебе угрожал?

– Это ничтожество… Мерзкая, липкая тварь… Он угрожал, что изнасилует меня, – с отчаянием выдавила из себя Нина.

– Елки зеленые, да что ты несешь? Что ты такое несешь? – пробормотал Николай; он был явно ошарашен.

– Представь себе! И я не единственная, кому он пытался причинить зло. Он измывается даже над своими близкими, даже над человеком, с которым живет. Относится к ней, словно она – вещь! Содержит он ее, видите ли. А на самом деле…

– Это ты про кого? Про Аду, что ли? Так что ж ему ее не содержать, раз она и есть его содержанка? В чем проблема-то, я что-то понять не могу?

– Не смей так говорить! Ты не имеешь права оскорблять незнакомого человека!

Николай замер посреди комнаты, помолчал, а потом в замешательстве промямлил: