– Вот ты спрашиваешь, почему я никогда к папе не езжу. Да посмотри вокруг! – посетовал сидевший за рулем «нивы» Николай. – Разруха кругом страшная, запустение… Пьянь в канавах валяется. Только что проехали мимо одного, не видел? Что сделали со страной, что сделали… елки зеленые!

– Сами же и сделали, – вздохнул Иван.

– Ты, что ли, в этом участие принимал? Позволь не согласиться… А вы как считаете, Пал Константиныч? Изменилось хоть что-то? К лучшему, к худшему? Вы ведь старожил, сто лет здесь живете, вам виднее… – обратился Николай к задремавшему было на заднем сиденье Палтинычу.

– Да не виднее, Коля, в том-то и беда… Кто сто лет здесь живет, тот привык, уже и не видит ничего… дальше своего носа, – проворчал Павел Константинович. – А пьянь, так она всегда у нас валялась по канавам. Не обращай внимания.

– Видишь, Вань, дело-то оказывается в привычке, – усмехнулся Николай. – Так что не всё так фатально. Если честно, вообще не понимаю, как ты там живешь постоянно, в Лондоне. Ведь страна другая, всё чужое. Мне вот всего этого и в Москве, знаешь, как не хватает… – Николай обвел рукой панораму за окном «нивы», но, почувствовав противоречивость своих слов, умолк.

– А я тебе отвечу… за Ивана, – подал голос Павел Константинович. – Там он – человек… Человеком там его считают. А здесь, если б не воровал, не хапал, за кого б его принимали? За идиота разве что или за тупое быдло… Вот как меня. А что, разве не быдло я, а, ребята?

– Пал Константиныч, ну что вы! Да кто вас за быдло-то принимает? Покажите хоть одного, мы живо с ним разберемся… – пообещал Николай.

– Быдло, как есть быдло. За километр же видно, – покачал головой Палтиныч. – Ты, Коля, стружку-то с Ивана не снимай. Не прав ты. Пусть живет, где живется. А уж если хорошо ему там, так и вовсе придираться не к чему.

По волнистым косогорам, всплывавшим то слева, то справа от дороги, начинались перелески. Где-то через километр КамАЗ, коптивший впереди, свернул к поселку, словно из-под земли возникшему сразу за брошенным полем. Грузовик вывернул на проселочную дорогу, проехал через всё село, безлюдное, словно вымершее, и, издав тормозами скрежет, остановился перед самыми крайними воротами.

Директора лесхоза на месте не оказалось. На крики и стук Николая в металлические ворота из дома за забором никто не вышел. Зато всё яростнее заливалась, напрыгивая на створки ворот, большая собака. Николай вернулся к «ниве» и предложил проехаться по поселку, порасспрашивать, как вдруг на крыльце показалась старушка в светлой косынке.

Старушка назвалась матерью директора. Узнав, зачем пожаловали Лопуховы, она сообщила им, что сына вызвали в хозяйство, и объяснила, как туда лучше проехать…

От быстрой ходьбы по раскисшим от дождей глинистым просекам Павел Константинович вскоре устал настолько, что плелся позади Лопуховых и всё сильнее припадал на правую ногу. Иван то и дело оглядывался. Братья останавливались, ждали. Павел Константинович не хотел признаться, что из-за болезни суставов ему нельзя ходить пешком на такие расстояния. Рослый темноволосый лесник взмахом руки поторапливал идти за собой…

Только минут через двадцать между стволами берез и осин замельтешили людские фигурки. Одна, другая – там оказалась целая группа. Рабочие стаскивали стволы к дороге. Завидев начальника, они прервали свое занятие и не спеша направились к вновь прибывшим.

– Ты чего, Петрович, рехнулся, старый пес?! – с ходу напустился на одного из них лесник. – Выносить надо было вон туда! – показал он влево. – Голова-то у тебя где?

Петрович, немолодой уже лесоруб с помятой, землистого цвета физиономией, стащил с головы потрепанную кепку и ослабил широкий кушак.

– Да там проезда не будет. Трактор сядет – и всё, – ответил работяга. – Ты пойди посмотри! Трепаться-то я тоже умею. Там воды по сих пор, – махнул Петрович кепкой на уровне колена.

– А по левой просеке нельзя подогнать?

– Кто ж по левой машину будет гнать-то? – вмешался другой рабочий, помоложе.

Показав на гостей, лесник объяснил рабочим, что от них требуется. Предупредил, что дуб нужен сухой, для изготовления кладбищенского креста. Рабочие покивали. Один из них, судя по повадкам бригадир, не без труда вытащил из бревна вогнанный в него железный крюк, с помощью каковых бревна и перетаскивались, и стал углубляться в лес, увлекая Лопуховых за собой.

После очередного марш-броска по просеке компания вышла на опушку дубовой рощи. В тот же миг вся стена леса озарилась неожиданно ярким, янтарно-прозрачным осенним светом, отгонявшим всякие мысли о заброшенности и неустроенности российской глубинки. Братья с интересом озирались по сторонам.

– Вот сушняк неплохой, – указал лесоруб на сухую крону мертвого, на корню высохшего дуба.

Иван подошел к безжизненному дереву, постучал по стволу с осыпающейся корой.

– Не тонковат? – усомнился он. – Нам ведь брус придется вытачивать.