Шрифт:
И природа своё возьмёт.
Разрешится тугое бремя.
В землю меч от тоски войдёт.
И с рождением новой силы,
Чтобы русскую даль беречь,
Амазонка подарит сыну
Вместо первой игрушки – меч.
2009 г.
Дворняжка
Дворняжка билась на асфальте,
Как в клетке, в городе огромном.
Оркестр авто в столичном гвалте
Гудел ей маршем похоронным.
Располосована разметкой,
Вопила улица прохожим.
Но каждый был своею клеткой
От сбитой жучки отгорожен.
Шагали клеточные люди,
Глазами хлопали, как совы.
И в ржавых прутьях серых будней
Держали души на засовах.
И небо в клеточку – веками.
И были клетками машины.
И кровь на скорости лакали
Проголодавшиеся шины.
Но тут бедняге на подмогу
Метнулся пёс дворовой масти.
Он светофором врос в дорогу:
Язык горел, как «красный», в пасти.
И, словно ход врубили задний, —
Машины сшиблись в автобунте.
Металл проникся состраданьем.
А жезл глазел из клетки-будки.
Текли в рыдавшие моторы
Слезой горючей бензобаки.
Им заплутавший ворон вторил,
Что люди злее, чем собаки.
А души? Души человечьи
Рвались в заклинившие двери —
Протоколировать увечья
И компенсировать потери.
И встали намертво колёса.
Толпа зевак вовсю зевнула.
Кропя разметку мочкой носа,
Собачка хвостиком вильнула…
Не нам, двуликим и двуногим,
До самых глаз заросшим делом,
А – Псу, тащившему с дороги
Её расшибленное тело.
Деревья к ним склоняли ветки.
Махало небо вольной стаей.
Собаки вырвались из клетки.
А люди… люди в ней остались.
2010 г.
«А жизнь ласкает отчаюг…»
А жизнь ласкает отчаюг
И против шерсти гладит,
Ударом в челюсть кормит с рук,
Но прикрывает сзади.
Хоть пуля в грудь, хоть ножик в бок,
Не вредно для здоровья.
Не бережёных любит Бог
Отчаянной любовью.
И посылает на рожон
В постиранной рубахе.
И если посылает жён,
То – кротких, как на плахе.
Они рожают без конца
Детей мужского рода.
Чтоб после, хоть один в отца
Да выправил породу.
Таких немало на Руси.
Но всё же больше надо,
Кто мог бы отчество носить,
Как высшую награду.
2010 г.
«Планеты в кратерах, как в сотах…»
Планеты в кратерах, как в сотах,
Мне видятся издалека.
Я никогда на тех высотах
Не окажусь, наверняка.
Со звёзд, светящихся, как щёлки,
В полночной кровле напролёт,
Метеоритовые пчёлки
Не для меня собрали мёд.
Туда для званого обеда
Сквозь галактическую тьму
Мой светлый правнук вместо деда
Войдёт, как пасечник, в дыму.
2010 г.
Огурец
Тебе печально, одиноко.
Ну, посмотри же, наконец,
С каким восторгом спелым боком
На солнце млеет огурец.
Его съедят. Ему осталось…
Он знает сам, что не жилец.
Но, между тем, не бьёт на жалость.
Какой, однако, молодец!
А ты, как сморщенная клизма.
Пойдём – на грядки поглядим:
Учиться надо оптимизму
У тех, дружок, кого едим.
2010 г.
Изба
Октябрь споткнулся на пороге.
Всему – осенняя судьба.
А по заброшенной дороге
В последний путь идёт изба.
Сбивая в кровь венцы босые,
С дырявой кровлей набекрень —
Бредёт на кладбище России
Для недобитых деревень.
Сюда, почувствовав кончину,
Со всех оплаканных сторон…
Сюда, на кладбище Отчизны,
Без панихид и похорон…
Оно – везде. Шагни с угора
За горизонт… Оно – везде…
И перерезанное горло