– Покушай-ка, миленок. Обойдется.

Я ела, давилась не совсем пропеченным тестом и злыми слезами. Никудышное занятие - жалеть себя. Только начни: со всех сторон обступят действительные и мнимые обиды, дальше - больше, и все - озлобился человек, сошел с рельсов, пропал. Нет уж. Лучше самоутешаться по формуле: "Ведь могло быть и хуже!" Воистину так. Я могла быть сотни раз изувечена и убита. А я жива и здорова, как никогда: до войны то грипп, то ангина, то зуб, то ухо, а тут никакие простуды не берут - точно заговоренная. Я могла по крайней мере трижды попасть в плен, но... Нет, только не плен - это хуже смерти. И выходит, что как ни прикинь, а у меня нет основания падать духом. Разберется же в конце концов начальство, женщина я или мужчина.

Наутро, едва дождавшись подъема, я побежала в штаб роты выяснять недоразумение. Капитан Вунчиков развел руками:

– А что я могу сделать? Ведь исправил-то твою фамилию на мужскую сам командарм. Понимаешь, соб-ствен-ной рукой! Чего ж так расстраиваешься, ведь вы с генералом Поленовым старые друзья. Разберетесь.

– Да не знаю я его, товарищ капитан! И... боюсь...

– Ах, вот оно что!
– захохотал ротный.
– Ну и бесенок.
– А отсмеявшись, воскликнул: - Честное слово, люблю таких. Ну, вот что. Сама кашу заварила, сама и расхлебывай. По пути к месту назначения заверни в штаб армии, прорвись к командарму и во всем ему откровенно признайся. Ты парень-хват. Он таких любит. Найдете общий язык, тем более что ты теперь орденоносец. А куда вчера запропала? Хотели торжественно вручить. А теперь вот так просто. Держи.

Я крепко зажала в кулаке маленькую картонную коробочку. Капитан усмехнулся:

– Что ж молчишь? Устава не знаешь?

– Служу Советскому Союзу.

– Не очень-то бодро. Но ладно, для первого раза простим. Да, ты, как единственная девушка, назначена в самую прославленную дивизию - в третью гвардейскую, да еще и мотострелковую.

– Служу... Спасибо. Большое спасибо, товарищ капитан!

Это в первый раз за все время учебы мне оказали преимущество перед сокурсниками.

Я проколола на новой гимнастерке шесть дырок - и правее, и левее, и выше, и ниже, - но все равно мне казалось, что орден не на месте. Выручил старшина Кошеваров - проткнул седьмую дыру, и звездочка как приклеилась и матово заалела сразу всеми пятью лучами. Я вздохнула с явным облегчением и радостно засмеялась.

Не пошла я в штаб армии и не стала добиваться аудиенции у сурового генерала Поленова. Кто его знает: рассердится командарм и вовсе никакого звания не даст. Каюсь, смалодушничала.

Гвардейский комдив - генерал-майор Акимов - был совершенно седой, дородный и строгий. Одна пара очков вздыблена на белую шевелюру, вторая на крупный нос. Прочитав мое направление, он пристально на меня поглядел и спрашивает:

– Ну-с, где же этот молодчик-пулеметчик?

Я растерялась и этак смирненько отвечаю:

– Как же так, товарищ генерал-майор? Разве не видите? Это же я и есть.

Генерал, нахмурясь, снова перечитал мою бумажку.

– Постой, постой, тут же черным по белому - мужская фамилия! А ты... а вы, насколько я понимаю, - жен-щи-на!..

– Да какая разница? Это же просто опечатка в приказе! Надо разобраться.

– Нет уж, - вспылил генерал Акимов.
– Пусть сам черт с этой опечаткой разбирается. Экие канальи!.. Насмешки строят! Мне командиры нужны! У меня тут не детсад!

Так и не стала я гвардейцем прославленной дивизии. Поневоле пришлось явиться в штаб армии.

Здесь я познакомилась с полковником Вишняковым. Выслушав мой сбивчивый рассказ, полковник смеялся - раскатисто, заливчато, от всей души. А вытерев выступившие от смеха слезы, покачал головой.

– Ай-яй-яй! Что же теперь делать-то будем?

– Так дело-то мое выеденного яйца не стоит! Переделайте меня опять в женщину. Только и всего.

– Ишь ты, шустрячка! "Переделайте". Переделаем, когда доживешь до восемнадцати. А пока вот тебе новое направление. Иди и воюй, как мужчина, оставаясь женщиной.

Через два дня я снова стояла перед ним, едва сдерживая слезы. Не приняла меня и другая дивизия, в которую направили!.. Не приняли безо всяких объяснений. А в третьей хотели засадить в штаб, бумаги подшивать. Сама отказалась наотрез. Надо же быть принципиальной.

На сей раз полковник Вишняков уже не смеялся.

– Что мне делать с тобой, несчастный взводный? Куда же тебя пристроить?!

Я взмолилась:

– Да не посылайте меня в те дивизии, которыми генералы командуют! Не нахожу я с ними общего языка. Не понимаем мы друг друга.

И меня направили в Сибирскую дивизию, которой командовал полковник Моисеевский - человек еще молодой и без предрассудков. Приняли!

Сибирский комдив был совсем не похож на тех предыдущих, которые меня не приняли, - молодой, красивый, огромный, улыбчивый и даже в скромной полевой форме как-то по-особому нарядный. Он, полковник Моисеевский, увидев меня, даже бровью соболиной не повел и разговаривал со мной запросто, как с самым обыкновенным офицером, ничего не выпытывая. Ровно через десять минут в своих санях отправил меня на передний край - в полк.