За воротами давки нет. Но паника не уменьшается. Вид крепких стен, которые едва уже различаются в потёмках, не приводит толпу в чувство. Потому что надежда на эти стены не оправдывается. Мрак там, снаружи. Но, оказывается, он и здесь, за этими каменными укреплениями. Что же делать? Где искать спасение? И устрашаясь небесного гнева, люди с воем бросаются кто куда. Одни – под арбы, другие – под навесы, третьи – даже в сточные канавы.

Сразу за пустырём, в одном из первых домов – харчевня. Двери её полуоткрыты, проём мерцает неровным светом. Варавва, не раздумывая, направляется туда. Он даже не осматривается, как всегда это делает. Вид харчевни разом лишает его опаски. Голод гонит напролом. Больше суток он ничего не ел. Утренняя маета, неожиданное освобождение, стремительный уход, потом тягучая казнь – всё это притупило телесные ощущения. Но сейчас пустое брюхо зарокотало, заныло, настойчиво требуя жратвы.

Варавва ныряет в харчевню. По стенам горит несколько плошек. Их явно не хватает, чтобы осветить такое обширное помещение. Но хозяина это, видимо, не заботит. То ли он не понимает, что стряслось, – хотя как не понимает, коли среди дня запалил огонь, – то ли находится в том благодушном подпитии, когда всё кажется хорошо и приятно, даже если с неба падает неведомо что.

Варавва подходит к стойке. Хозяин дородный и краснорожий. Всегда он так радушен или только по случаю песаха? И если всегда, то не нальёт ли страннику за своё здоровье, не попотчует ли его пасхальным барашком? Хозяин скалится. Страннику он рад, но мзду за угощение принимает вперёд, так у него заведено. Делать нечего: Варавва протягивает харчевнику ножны. Ножны, оказывается, богатые – они выделаны из хорошего сафьяна, украшены серебряной чеканкой. В другой раз Варавва подумал бы, прежде чем отдать за ужин такую вещь. Но сейчас ему не до того – брюхо просто стоном заходится. Хозяин прищуривается, оглядывает ножны со всех сторон, цокает языком, ощупывает чеканку и наконец благосклонно кивает.

Свободных столов в харчевне много – обеденное время минуло, до ужина ещё далеко. Два-три выпивохи дремлют за кувшинами, только и всего. Хозяин показывает гостю на стол, над которым мерцает плошка. Варавва мотает головой. Хозяин переводит глаза на ковёр, где можно возлежать. Это тоже не устраивает Варавву, он тычет пальцем на бочку, что стоит в тёмном углу. Хозяин кивает, подаёт гостю кувшин, тут же оборачивается к оконцу, что темнеет в стене, и что-то командует. Не проходит минуты – из задних дверей выныривает юнец. Он полноватый, толстощёкий, по всему видать, отпрыск хозяина. В одной руке его лепёшки, в другой – полбока барашка. От мяса струится жар, ещё дымится пригоревший уголёк. По рукам мальца течет жир, который мерцает в тусклом свете плошек.

Сняв с горлышка кувшина чашу, Варавва с ходу наполняет её и – до того у него пересохло в глотке – выпивает единым махом. Потом хватает бараний бок, выламывает несколько рёбер и яростно вгрызается в мясо. Баранина свежая, молодая, как и положено по обычаю. Хорошо! Он отрывает зубами её куски и, почти не пережёвывая, глотает. Кроваво-жирный сок переполняет рот, стекает по бороде, капает под ноги. Хорошо!! Варавва снова наливает вина, не торопясь уже, подносит к губам, пьёт медленно, ощущая его вкус и терпкость. Хорошо!!!

У порога раздаются тяжёлые шаги. В харчевню, бряцая подковами и оружием, входят один за другим четыре легионера. Лица их насуплены и удручены. Они оглядывают помещение и молча проходят к стойке.

Варавва напрягается. Ну и ну! Это же те, которые стерегли его в застенке, потом конвоировали к Гаваффе, а после участвовали в казни. Он бы, может, и не узнал их – в доспехах и шлемах все ромеи на одно лицо, – но среди них тот молодой, которого он приметил ещё с утра… Что им здесь надо? Случайно? Или кого-то ищут?

Незаметным жестом Варавва ощупывает нож, косится в ту сторону, где таится очаг. Двери туда есть. А выход оттуда? И если есть – куда он ведёт?

Ромеи толпятся возле стойки. При виде бочонка лица их разглаживаются. Они о чём-то переговариваются. Варавва приглядывается. Глаза солдат обращены на молодого. Старший похлопывает его по плечу. Слов не разобрать. Но смысл речи доходит. Молодого воина уговаривают оплатить выпивку. У него нынче праздник. Он выиграл жребий. Вон какой белый хитон достался ему с плеча казнённого. Не каждый день выпадает такая удача. Но чтобы хитон дольше носился, чтобы не прохудился да не потратился молью, за него надо выпить. Это святое. Без этого не обходится ни одно приобретение. Молодой ромей смущён. Лицо его заливает румянец, он снимает шлем, старательно приглаживает короткие светлые волосы. Ему приятно внимание сослуживцев – людей старше его по званию и возрасту. Но ему не очень охота расставаться с динариями. Ещё несколько фраз, несколько реплик – и он, наконец, сдаётся. Монеты шлёпаются на стойку. Хозяин живо подает два кувшина вина, щёлкает пальцами несколько раз, давая знак своему помощнику.

Ромеи садятся за тот самый стол, что хозяин предлагал Варавве. Тут же подлетает малец, который на широком блюде подносит жаркое. Ромеи наливают вино. Они довольны застольем. Трещит раздираемая руками баранина, стучат чаши.

Рука Вараввы ослабевает. Опасности, кажется, нет. Ромеи сами насторожены, хотя и не подают вида – где это видано, чтобы среди бела дня померкло солнце. Варавва тоже берётся за кувшин. Однако из тени не выходит. Цедя вино, он искоса поглядывает на легионеров. Щиты у троих прислонены к винным бочкам, что стоят сбоку. А у молодого – он сидит к Варавве спиной – щит зажат меж коленей. Что он там все-таки прячет?

Легионеры едят молча. Молчание прерывается лишь отдельными репликами. Солдату за трапезой не до тирад, тем более – если выпало пожрать на дармовщинку. Тут важно не прозевать, не упустить самый лакомый кусок. И они не зевают. Они яростно рвут молодое мясо и глотают большие куски, почти не прожёвывая, только дружно и ритмично запивают вином да икают. Это напоминает марш вымуштрованной когорты, только там они работают ногами, а тут челюстями да глотками.

Вино у ромеев подходит к концу. Молодой легионер встаёт и направляется к стойке. Он малость захмелел, однако не настолько, чтобы забыть щит.