Шрифт:
Танцовщицы активно двигались под такт музыки, выпячивая на всеувидение женские прелести, потому что из одежды на них осталось лишь нижнее белье, но не стандартное эротическое, а, скорее, сценические костюмы откровенного толка. На чашах бюстгальтеров сверкали густо нашитые стразы. Трусики и чулки в сеточку соединяли кружевные с бантиками подвязки. Поверх голого торса каждая девушка надела короткий пиджак с поролоновыми гигантскими надплечниками, какие носили в 90-е, а на ноги – эпатажные лакированные сапоги на платформе и высоченных каблуках в стиле Леди Гаги. Смотрелось это даже нелепо, но сексуально. Главное, это работало, судя по завороженным взглядам близ стоящих мужчин, что даже забывали пить пиво, наблюдая за эротичными изгибами пластичных тел молодых девушек.
Татьяна тоже замерла на месте и не могла оторвать глаз, но не от тел, а от их движений. Они двигались порой дерзко, порой плавно, но всегда изящно и выверенно. Они легко улавливали ритм мелодии, который часто и быстро менялся, вмиг подстраиваясь под следующий. Больше всего Татьяне понравилась девушка справа, которая отличалась выдающимся бюстом и длинными волосами рыжего цвета. Волосы крутились и хлестали девушку по лицу и телу, повторяя движения за ней, и это было зрелищно. Танцовщица на доли секунды задержала на Татьяне взгляд, но быстро отвела его, продолжая равнодушно улыбаться пустоте над толпой.
– Че, девочки гоу-гоу понравились? – спросила с усмешкой Лада, заметив, что Татьяна остановилась. – Они у нас лучшие! А рыжая, Светка, самая-самая! Кстати, она тоже бывшая балерина.
Лада подмигнула. Татьяна посмотрела на нее вопросительно и снова уставилась на рыжую девушку. Та то резко, то плавно переставляла ноги под темп музыки, параллельно выворачивая туловище, руки и голову в разные стороны. Смотрелось красиво и грациозно, но Татьяна представляла, как ей, на самом деле, не просто сейчас. Несмотря ни на что девушка улыбалась, безэмоционально и технично. На нее многие заглядывались, особенно представители мужского пола. Грация и сквозящая сквозь каждое движение сексуальность завораживали.
– У нас в академии считалось самым позорным пойти после балета танцевать гоу-гоу, – с грустью и сомнением проговорила Татьяна, не отрывая глаз от танцев.
– Ха, – нарочно выдавила смешок Лада. – Ты зарплаты сначала сравни. Да танцовщица гоу-гоу за один уикенд может заработать столько, сколько балерина в театре за месяц!
– Это сколько? – удивилась Татьяна. – Без стриптиза?
– Конечно, без! Стриптиз – это стриптиз, а это гоу-гоу! – возмутилась девчонка. – Ну, мать каждой платит по пять косарей за ночь. А Светка рассказывала, что обычная балерина в обычном театре получает пятнадцать штук в месяц. Сама посчитай.
– Ну, да, так и получается, – хмыкнула Татьяна, умножив в уме пять тысяч на три. – Прикольно.
– Причем на балерину надо лет десять учиться, а танцовщицей любая смазливая дура стать может, – усмехнулась девушка. – Ну, если танцевать, конечно, умеет.
Тут сзади к ним подбежал запыхавшийся Павлик. Он взял обеих девушек за плечи и отвел в сторону.
– Я же сказал в гримерку! – ворчал он, оглядываясь по сторонам. – Че вы мне тут гостей распугиваете?!
Татьяна тоже осмотрелась вокруг и заметила, как некоторые из танцующих странно на них пялятся, а потом посмотрела на себя и поняла, в чем дело. Все их лица и тела вымазались в грязи и траве. Они, наверняка, воняли, да и одеты были неподобающим образом. Это привлекало нежелательное внимание. Павлик быстро отвел их в сторону подальше от толпы и привел в узкий темный коридор, подсвеченный только светодиодными голубыми проводами, натянутыми вдоль обеих стен под потолками. Коридор украшали картины художников авангардистов, абстракционистов и кубистов, по крайней мере, насколько Татьяна смогла распознать и проанализировать эти стили. В конце коридора они уперлись в белую, подсвеченную неоном, дверь с табличкой «Арт-директор». Павлик аккуратно постучался, а затем открыл ее, выдвинув девушек вперед.
– Как тебя угораздило? – раздался низкий женский голос. Тон был раздраженным и взволнованным, но сам голос показался Татьяне приятным, даже бархатным.
Матерью Лады оказалась осанистая женщина с круглой грудью и мускулистыми длинными ногами. Привлекательность ее фигуры подчеркивало черное платье «мини», узкий вырез круглого воротника которого уходил вниз ровно в тонкую полосочку между грудями, придавая острой пикантности, в целом, строгому образу. Из-под подола слегка выступали ажурные повязки черных чулок. На ногах блестели лакированные лодочки с красным носком на тонкой шпильке. Оба уха были испещрены маленькими жемчужинами-гвоздиками. Лицо тоже было острым, как и все тело, треугольным, с маленьким носиком, большими карими глазами и пухлым, словно взбитым, ртом, акцентированным алой помадой. Губы имели настолько сжатую форму, что казалось, женщина постоянно вытягивала их вперед в жалкой попытке сделать трубочку. Но смотрелось это очень привлекательно, хоть и вызывающе. Татьяна не смогла определить точный возраст, потому что женщина выглядела молодо, но имела такую взрослую дочь. Пожалуй, тридцать пять – максимум, который она могла ей присвоить. Все благодаря подтянутой гладкой коже, чистой, чуть смуглой, с ровным тоном и без видимых родимых пятен. Ухоженность бросалась в глаза. Волосы, качественно покрашенные в каштановый, пышные, упругие, широкими волнами спадали с плеч на грудь.
– Как ты оказалась на кладбище? – встревоженно спросила женщина Ладу, обхватив ее за плечи.
– Ща расскажу, – отмахнулась та, выцепилась из тонких рук матери и плюхнулась на зеленый диван, что стоял по правый бок от двери.
Пока на Татьяну не обращали внимания, она разглядывала помещение. Квадратный кабинет имел два больших трехстворчатых окна, между которыми идеально встроился офисный шкаф, заставленный папками с файлами. На нем сверху разместился плюшевый бело-рыжий щенок, который никаким боком не вписывался в дизайнерский интерьер офиса. Оживленности придавали декоративные пальмы в громоздких глиняных горшках. Стол представлял собой массивную деревянную конструкцию в форме буквы «Т» с тонкими мини-этажерками по бокам, на которых складировались канцелярия, книги, сувениры и косметика.
Над столом возвышался шелковый гобелен, изображающий голую женщину на песке. Тело ее обвивала толстая белая змея с жуткими красными глазами. Но лицо женщины выражало безмятежность, если не удовольствие. По краям был вышит узор, напоминающий индийскую вязь, но Татьяна в этом не разбиралась, поэтому считывала это как красивое и бессмысленное обрамление изображения. На боковых стенах тоже висели картины, но написаны они были аэрозольными красками на специальных не тканевых холстах и изображали космические пространства, за исключением одной, резко выделяющейся на фоне всего остального. Небольшая картина без багета была написана маслом и изображала незамысловатый пейзаж: кусок набережной канала с отражением желто-коричневых домов дореволюционной архитектуры. Татьяне этот клочок города показался смутно знакомым, но признать его она не смогла.